Джейн Фэйзер - Ключ к счестью

Оуэн остановился в глубокой тени у подножия лестницы и некоторое время наблюдал за мучениями бедняги. Потом применил старый как мир, испытанный метод: вынув из кармана пригоршню приготовленных заранее мелких камешков, кинул их на плиты у входа в галерею.

Страж не обратил внимания на звуки и снова зевнул. Тогда Оуэн повторил свой трюк. На этот раз воин схватил пику и сделал несколько шагов в глубь галереи. Воспользовавшись этим, Оуэн бесшумно проник в дверь и запер ее с внутренней стороны на задвижку.

В западном крыле замка Бейнардз, что на лондонской Темза‑стрит, царила страшная суматоха, причиной чему было неожиданное появление принцессы Марии. Ее апартаменты не были готовы, и толпы слуг метались по коридорам и комнатам, неся в руках ведра с углем для каминов, занавески для кроватей, постельное белье, кувшины с горячей водой…

Принцесса стояла посреди гостиной у только что зажженного огня, устремив глаза в молитвенник. Губы ее беззвучно шевелились.

В комнату вошла Пен с ребенком на руках и в сопровождении двух служанок, которые несли подносы с едой.

— Поскольку в нашей прогулочной корзине одни только книги, — стараясь казаться веселой, сказала она, — я подумала, нам следует поужинать.

— Мне совсем не до ужина, тут жуткий холод. — Принцесса содрогнулась и наклонилась к камину. — Не понимаю, почему так плохо греет уголь? Дрова горят гораздо лучше.

— В Лондоне мало дров, мадам. Зато там, куда вы вскоре приедете, их будет вдоволь.

Пен пыталась шутить, но ни принцессе, ни ей самой, ни двум другим придворным дамам, Матильде и Сьюзен, находящимся в комнате, не делалось веселее: они не могли согреться; все же остальное, начиная с ближайшего будущего, вызывало непроходящую тревогу. Пен больше всего беспокоилась сейчас не за себя, а за маленького Филиппа.

Поставив подносы на стол, служанки удалились. Мария отложила молитвенник и присела к столу.

— Все‑таки надо поесть, — сказала она. — Когда появится твой шевалье, хотела бы я знать?

Этого же хотела Пен, но не знала, что ответить.

— Когда сочтет нужным, мадам, — произнесла она сдержанно и, не отпуская ребенка, подвинула к себе серебряную миску с кашей. Филипп потянулся к еде, это наполнило радостью ее сердце. — Да, да, мой маленький, — сказала она, — все для тебя.

Принцесса, нахмурившись, наблюдала за кормлением ребенка. Она ничего не имела против детей, даже пришла в ужас от рассказа Пен о судьбе этого иссохшего малыша, но ей не нравилось, что его присутствие отвлекает любимую придворную даму от непосредственных обязанностей.

Дверь внезапно открылась, Пен замерла с ложкой в руке. Филипп издал звук, выражающий недовольство, — он уже раскрыл рот для очередной порции каши с медом.

В комнату вошел Оуэн. Он сразу запер за собой дверь и, повернувшись, молча оглядел присутствующих. В темных глазах сквозило напряжение, от тела веяло энергией. Темно‑серый камзол с полосами из черного шелка, темно‑серая рубашка, черные чулки: он напоминал Пей — такое ей пришло в голову сравнение — стальную шпагу в черных ножнах.

Его взгляд остановился на ней.

— Вы взяли ребенка? Разумно ли это?

— У меня не было выбора, шевалье. — Она почувствовала, как щеки ее зарделись: совсем не оттого, что смутил холодный упрек, а потому что вдруг до боли захотелось увидеть прежний горячий призыв в его глазах, ощутить прикосновение рук… — Я не могу, — после паузы добавила она окрепшим голосом, — расстаться с ним сейчас. И надеюсь, он нам не помешает.

— Рада вас видеть снова, шевалье, — раздался голос принцессы. Она поднялась с кресла, и стало отчетливо заметно, что ее движения и взгляд скованы страхом. — Мы очень ждали вас. Есть какие‑либо новости из Гринвича? Мне…

— Одну минуту, мадам, — бесцеремонно прервал ее Оуэн. Быстрыми решительными шагами он прошел в соседнюю комнату, которая соединялась еще с несколькими, образуя анфиладу помещений различной величины и назначения.

Не выпуская из рук Филиппа, Пен последовала за ним по всем комнатам до седьмой по счету и последней, где он также запер дверь на железный засов. Сделав это, повернулся к Пен и спросил:

— Есть тут другие выходы?

Она покачала головой:

— Нет, насколько я знаю.

Тем же суровым деловым тоном он продолжил:

— Пойдемте к принцессе. Нужно ее предупредить. Они здесь будут через несколько минут.

С этими словами он быстро пошел обратно, Пен с трудом за ним поспевала. Снова войдя в гостиную, он сразу обратился к Марии:

— Вы в опасности, мадам. Я не рассчитывал, что Нортумберленд проявит такую быстроту в действиях. Он и его сподвижники вот‑вот будут в замке.

В подтверждение сказанного Оуэн подошел к окну, выходившему во двор, и увидел то, что предполагал: герцог и его друзья в сопровождении лучников шли к главному входу.

— Они здесь, — сказал он, кивая в сторону окна.

Принцесса Мария подняла руку к горлу, на котором заметно билась жилка. Лицо у нее еще больше побледнело, но она ничего не произнесла.

Оуэн отошел от окна, посмотрел на молчащих женщин.

— Уверен, мы их перехитрим, — проговорил он, и внезапно на его лице мелькнула улыбка, от которой сразу стало легче всем, а крошка Филипп взвизгнул, словно от радости. — Никто в замке не знает, — заговорил снова Оуэн, — что я проник сюда, и потому не станет принимать срочных мер. Это дает нам некоторый выигрыш во времени. Думаю, они не будут врываться силой, чтобы не вызвать лишнего недовольства народа, среди которого у вас, мадам, немало сторонников. Тайный совет предпочитает, насколько мне известно, действовать тихой сапой.

Принцесса слегка подняла голову.

— Вы правы, — сказала она, — народ на моей стороне. Я их законная правительница. После своего брата. После отца.

Оуэн снова посмотрел в окно. Во дворе стало еще больше вооруженных людей. Сколько их, чтобы арестовать одну слабую немолодую женщину, подумал он с усмешкой. Но жителей Лондона больше, чем всех воинов, вместе взятых. И они, эти жители, всегда были достаточно самостоятельны в своих симпатиях и поступках. И если уж полюбили принцессу Марию (за что — разговор иной), заставить их переменить свое благорасположение будет очень нелегко и займет, во всяком случае, немало времени. На это и делал ставку Оуэн.

Но ничего этого он говорить не стал, а ограничился несколькими краткими распоряжениями.

— Нужно погасить свет, — сказал он, — оставить лишь одну свечу и, главное, ни под каким предлогом и никому не открывать двери. Даже если к ней подойдет сам хозяин замка Пемброк. И ему, и Нортумберленду следует отвечать… — теперь он обращался к Пен, — что принцесса уже легла в постель, так как очень устала, у нее опять началась лихорадка.