Мэдлин Хантер - Воскресшая любовь

– Не могу.

– Вы просто не хотите. Но почему?

Задумчиво глядя на Истербрука, Леона погладила его по щеке и высвободилась из его объятий.

– Потому что к концу лета я вернусь к своей нормальной жизни. И моя судьба – в Макао. И еще потому, что вы не Эдмунд, а маркиз Истербрук.

Подойдя ближе, Леона спросила Тун Вэя, который не отводил взгляда от окна:

– Куда ты смотришь? Ты уже целый час здесь стоишь.

– Сейчас – никуда. Когда работает голова, глаза зачастую перестают видеть.

– Какие же мысли заставили тебя ослепнуть?

– Мысли о вас и о вашем брате. И о том, что я несу за вас ответственность перед ним.

Леоне не понравилось, что Тун Вэй сует нос не в свои дела. Последние несколько дней китаец был молчаливее, чем обычно, и изъяснялся загадками. Словно знал о том, что произошло между ней и Истербруком в саду на балу у леди Пеннингтон. Тун Вэй не мог ничего видеть, потому что дежурил в это время возле экипажей. Но он молчал, и это сбивало Леону с толку, ей казалось, что своим молчанием он выражает ей свое недоверие.

Может быть, Леона все это себе вообразила и собственное душевное смятение приписывала китайцу. В последнее время она много размышляла. Оказавшись сама с собой наедине и все спокойно обдумав, Леона пришла к выводу, что то, что произошло в саду, было ошибкой. Точно так же, как когда-то давно, в Макао, она, размышляла о том, что двигало Истербруком, но ответа на этот вопрос не находила.

Но стоило Леоне снова увидеть Истербрука, как она утратила способность мыслить трезво. Уже в который раз.

Накануне они встретились на званом ужине в доме его поверенного. Леона получила это приглашение в числе других. Однако в конце концов оказалось, что этот визит был бесполезен для достижения ее целей. Присутствие маркиза отвлекало сидевших за столом гостей, и Леоне в этот вечер не удалось разузнать ничего нового о торговле и финансах. Несмотря на то что среди приглашенных находились две важные персоны, имеющие большой вес в этих сферах жизни.

Атмосфере за столом и в гостиной не хватало непринужденности. Все понимали, что Истербрук явился на ужин исключительно из-за мисс Монтгомери, поэтому необходимо было демонстрировать широкие взгляды и презрение к предрассудкам. Хозяйка дома так и расстилалась перед маркизом, не в состоянии скрыть радости по поводу столь богатого улова. Супруг ни в чем не уступал жене, дважды пытаясь все устроить таким образом, чтобы любовники остались тет-а-тет.

Общение Леоны и Истербрука на людях было в высшей степени приличным, почти официальным. Но весь вечер – в столовой или в гостиной – Леона чувствовала на себе взгляд маркиза, и это лишало ее покоя.

Ее крайнее смущение объяснялось не только страстным желанием, которое Истербрук в ней зажег. Он пробудил в ней все романтичные воспоминания юности. Поцелуи украдкой в саду, от которых у нее – юной девушки – захватывало дух. Когда спустя все эти годы она целовала Истербрука, то снова видела перед собой Эдмунда. Истербрук до сих пор оставался для нее тем самым Эдмундом – только запрятанным где-то в глубине его души. С той самой ночи в саду в сердце у Леоны поселилась тоска по прошлому. Девушка снова ощутила силу его власти над ней. И это причинило ей боль.

– Перед отъездом из Макао ваш брат говорил со мной, – сказал Тун Вэй. – Он сказал, что я отвечаю головой за то, чтобы с вами ничего не случилось. Чтобы никто не причинил вам вреда. Он велел мне защищать вас.

– Так ведь ты так и делаешь.

– Я защищаю вас от воров и других преступников. Но не в силах защитить вас от себя самой.

У Леоны запылали щеки.

– Если ты говоришь о маркизе, то это тебя не касается. Я…

– Я говорю сейчас не о нем. Может быть, ваш брат захотел бы, чтобы я дрался с ним. Но я не убиваю мужчин только за то, что они берут женщин, которые отдаются им по доброй воле.

– Ты хочешь этим сказать, что между мной и маркизом Истербруком произошло нечто предосудительное?

Тун Вэй поморщился:

– Я ничего не хочу этим сказать. Меня это не интересует. В конце концов, я вам не нянька. Я имею в виду, что вы зачастую пренебрегаете моей защитой, находясь здесь, за границей, в этом большом городе, где на каждом шагу вас может подстерегать опасность. Если вы побежите к маркизу на свидание, мне все равно. Но я должен вас сопровождать до места вашей встречи, пока не передам вас ему из рук в руки.

Горячность, с которой Тун Вэй это произнес, удивила Леону. Этот вопрос они с ним уже обсуждали – почти сразу же, как только прибыли в Лондон: когда она в первый раз запретила китайцу ее сопровождать. Тогда Леона подумала, что убедила его и он больше не заговорит с ней об этом. Видимо, она заблуждалась и ее доводы на него не подействовали.

Сконфуженно, словно бы спохватившись, что позволил себе перейти границы, проявив несдержанность, Тун Вэй снова придал своему лицу невозмутимое выражение. Но тем не менее стоял перед Леоной, широко расправив плечи, и смотрел ей прямо в глаза – открыто и твердо.

– Вы запрещаете мне сопровождать вас, потому что хотите утаить от меня то, чем занимаетесь. Могу себе представить, что именно вы пытаетесь от меня скрыть. Если я не ошибся, у меня есть все основания беспокоиться за вашу безопасность. И я должен обдумать, какие шаги мне следует предпринять, чтобы исполнить свой долг.

– Тун Вэй, ты делаешь из мухи слона. Если я отправляюсь на прогулку в экипаже без тебя, это не значит, что я подвергаю себя опасности.

– А разве нет? – Тун Вэй снова отвернулся к окну. – Вчера за вашим экипажем долгое время следовал какой-то мужчина на гнедой лошади. Еще один человек сейчас наблюдает за нашим домом из окна напротив, через улицу. Стоит у окна точно так же, как сейчас стою я. Он смотрит на меня, а я – на него. Интересно, почему он не двигается?

– А почему ты не двигаешься?

– Я слежу за ним. У меня есть на то причины. У него – нет.

– Может быть, ты просто… заинтересовал его. Может быть, он никогда в жизни не видел китайцев. Отойди от окна, и ты увидишь, что этот человек тоже уйдет.

– Нет, я поступлю иначе. Дам ему понять, что я его заметил и тоже наблюдаю за ним. Пусть он видит меня и знает, что Тун Вэй смотрит в оба и знает, что есть кто-то, кто всерьез интересуется вами и следит за каждым вашим шагом.

– Сэр!

Недовольный тем, что его потревожили, Кристиан открыл глаза. Он не слышал, как в комнату вошел Миллер.

– Какого черта ты здесь делаешь, Миллер?

– Меня послала к вам ваша тетушка. Камердинер и лакей не осмелились брать на себя ответственность. Покорнейше прошу меня извинить, если я вам помешал.

На лице у Миллера отразилось искреннее непонимание. Чему тут можно было помешать? Положа руку на сердце Кристиан и сам понимал, что едва ли Миллера можно винить за то, что он прервал его размышления о Леоне, которая не шла у него из головы. Истербрук даже перестал заниматься медитацией.