Сандра Уорт - Леди Роз

Ситон-Делаваль,

Апрель 1471

– Миледи…

Знакомый голос заставил меня вздрогнуть. Он прозвучал неожиданно мягко, казалось, готовя слушателя к плохой вести. Я подняла взгляд, перестав дышать от страха. На пороге светлицы стоял оруженосец моего мужа Том Гоуэр, и от выражения его лица по моему телу побежали мурашки. Плащ, который я чинила, выпал у меня из рук; я с трудом встала, опершись на ручку кресла. Тут Том шагнул ко мне, и я увидела, что он держит письмо. Мне сразу полегчало, и я едва не заплакала от радости. Слава богу, он принес мне не страшные новости о битве, а письмо от моего любимого! Когда оруженосец приблизился, чтобы выполнить поручение, я улыбнулась ему так, что чуть не треснули щеки.

– Том, милый Том… встань, прошу тебя. Я на мгновение подумала… Впрочем, это не важно… – Продолжая улыбаться, я жадно схватила письмо и прижала его к груди. И только тут поняла, что Том не ответил на мою улыбку. Его лицо осталось таким же бледным и суровым, каким было в тот момент, когда я услышала его голос. – Том… как сложилась битва для ланкастерцев?

Немного помешкав, оруженосец ответил:

– Не знаю, миледи. Я помог милорду маркизу надеть доспехи, а перед началом сражения он приказал мне уехать. Доставить вам это письмо… и это кольцо. – Он полез в дублет. Я следила за тем, как Том неловко искал кольцо, с трудом шевеля онемевшими пальцами, и понимала, что он что-то скрывает от меня.

Я приняла протянутый им бархатный кисет и вынула кольцо, чувствуя себя так, словно смотрю на эту сцену откуда-то с высоты. В предвечерних сумерках камень, темно-синий, как глаза моего мужа, мерцал тем же светом, который я много раз видела в глазах Джона. Внезапно вокруг стало очень тихо, и перед моим умственным взором предстала пятнадцатилетняя девочка у окна, следящая за закатом и изнывающая от одиночества. В тот день она просила мойр даровать ей счастливую судьбу; мойры выслушали просьбу и согласились ее удовлетворить.

Этой девочкой была я. Я дала обещание, и настал срок его выполнить. Каким бы непроглядным ни был окружавший меня мрак, я никогда не забывала, что являюсь счастливейшей из женщин. Какие бы бури и скорби ни выпадали на мою долю, я знала любовь, которая отпущена лишь немногим, любовь, которая озарила мою жизнь таким же светом и теплом, каким солнце освещает и согревает землю. Сияние этой любви осушит мои слезы. Так бывает всегда, потому что любовь сильнее всего на свете. Сильнее времени… и даже смерти. Я ни о чем не жалею.

Я взяла себя в руки, подняла голову, посмотрела на Гоуэра и промолвила:

– Ты проделал долгий путь. – Слава богу, мой голос не дрожал. – Скажи на кухне, что я велела накормить тебя повкуснее, а потом отдохни… – Тут мои губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. Я отвернулась и услышала эхо шагов Гоуэра, отдававшееся от стен коридора.

Июнь 1456 г.

Была летняя гроза: полыхали молнии, гремел гром и дождь лил как из ведра. Словно в ответ на мои мольбы, вдали показался замок.

– Слава богу! – с громадным облегчением воскликнула я. – Мы найдем там приют! Правда, сестра Мадлен?

Маленькая и плотная сестра Мадлен, плащ которой трепал ветер, повернулась в седле и, не глядя на молодого воина по имени Гай, обратилась к сопровождавшему нас оруженосцу.

– Мастер Джайлс, вы знаете, кому принадлежит этот странный замок? – спросила она. В речи сестры чувствовался сильный акцент ее родного Анжу; если бы я не так внимательно прислушивалась к ее словам, то подумала бы, что она говорит по-французски. Но насчет замка сестра Мадлен была права. Стоявший не на холме, а в открытом зеленом поле, он напоминал скорее приветливый сельский особняк, чем крепость, призванную отпугивать врагов; высокое и узкое строение с восьмиугольными башнями из красного кирпича и широкими окнами производило необычное впечатление.

– Должно быть, лорду Ральфу Кромвелю, сестра, – ответил мастер Джайлс. Копыта его коня скользили по размокшей глине. – Я слышал, что он построил в Линкольншире замок из красного кирпича под названием Таттерсхолл.

– А этот лорд… чей он сторонник, Алой или Белой розы?

Мастер Джайлс саркастически фыркнул.

– Этого никто не знает, сестра. Говорят, лорд Кромвель меняет цвет в зависимости от того, куда дует ветер. В тридцатых годах он был канцлером короля Генриха, [1]а несколько лет назад поссорился с ланкастерцами и выдал свою племянницу замуж за йоркиста. Я слышал, что после битвы у Сент-Олбанса [2]он поругался с Йорками и теперь считает себя лояльным ланкастерцем, преданным королеве.

Сестра Мадлен испуганно ахнула.

– Этот человек – изменник! Во Франции мы бы знали, что с ним делать!

Судя по выражению лица мастера Джайлса, скрытого воротником и промокшей шерстяной шапкой, думал он примерно следующее: «Слава богу, мы в Англии, а не во Франции. Даже французская королева, вышедшая замуж за нашего короля Генриха, не смогла изменить это».

– Наверно, нам не стоит здесь останавливаться, – внезапно сказала сестра Мадлен и так осадила лошадь, что та чуть не поскользнулась в грязи и протестующе заржала. – Mon Dieu , [3]а вдруг он опять переметнулся к Йоркам? Я не хочу пользоваться гостеприимством изменника!

Мастер Джайлс и Гай посмотрели на меня, и я поняла, что только мне под силу предотвратить катастрофу. Если мы минуем замок, то можем не найти ни хижины, ни сторожки и будем вынуждены ночевать под деревом. Промокшая до нитки и дрожавшая от холода, я мечтала о горячей пище и смене одежды. Все застыли в нерешительности. Я любила сестру Мадлен, но она была довольно непрактична. К счастью, благодаря почти материнской заботе, которую сестра проявляла ко мне в течение нескольких недель нашего знакомства, я могла влиять на нее во время нашей долгой поездки из йоркширского приората Маррик в Лондон, и это влияние шло на пользу всему нашему маленькому отряду. Я сделала глубокий вдох и сказала:

– Сестра Мадлен, Иисус говорил, что грешники, нашедшие истинный путь, будут» спасены. Если этот йоркистский лорд отбился от Алой розы и вернулся в праведное лоно Ланкастеров, Господь простит его… ж мы тоже, верно?

Сестра Мадлен подняла взгляд к небесам, словно взвешивая силу Господнего всепрощения и силу грозы одновременно.