Анна Грейси - Идеальный вальс

Сестра украдкой посмотрела на нее.

– Ты считаешь его поведение слишком кричащим и вызывающим, я знаю.

Хоуп ничего не сказала в ответ. Она не могла этого отрицать.

– Его одежда и поведение – часть его художественного образа, – мягко объяснила Фейт.

Сестра кивнула.

– Если он тебе нравится, значит, я уверена, что он очаровательный.

Ее близняшка робко улыбнулась, но ничего не сказала. Хоуп размышляла над возникшей проблемой. Она совсем не понимала, почему ее сестра могла восхищаться красавцем графом, – не считая музыки, но Фейт так же не понимала, почему ей самой нравился мистер Рейн.

– Ты испытываешь к нему нежные чувства?

Та покраснела еще сильнее, но покачала головой.

– Слишком рано об этом судить.

– Будь осторожна, сестренка, хорошо? – посоветовала Хоуп. – Ты его плохо знаешь. И ты очень добросердечная. Тебе надо хорошенько охранять свое сердце, пока не встретишь подходящего мужчину. И ты должна быть уверена, что он подходящий.

Фейт искоса посмотрела на нее.

– Ты плохо знаешь мистера Рейна, и все же, что я только что видела там, у ивы? Ты позволила ему поцеловать себя.

Сестра в ужасе выпалила.

– Нет! Я не позволяла никому себя целовать!

– Я видела это, сквозь ивовые листья, ты повернулась к нему и подняла голову! Я никогда не видела, чтобы ты так смотрела. Ой, Хоуп, на что это похоже: испытывать такие глубокие чувства к мужчине?

Та грустно ответила.

– Я не узнаю. Он мной не заинтересовался.

– Я тебе не верю.

– Это правда. Он сказал мне прямо в лицо. Он приехал в Лондон с единственной целью: ухаживать за леди Элинор Уайтлоу.

Фейт обняла сестру.

– Значит он не тот, – успокаивала она. – Я не думаю, что этот так.

Хоуп вздохнула.

– Нет.

Они подошли к Джеймсу и Грейс, ожидающим их на ступеньках дома двоюродного дедушки Освальда. Грейс ударила молоточком. Ниблет, пожилой дворецкий, открыл дверь, и, зная его любовь к сплетням, девочки не сказали больше ни слова, пока не оказались наверху.

В тот момент, как они остались одни, Фейт продолжила. – Любой человек, который настолько запугивает своих сестер, не может подходить тебе.

Хоуп была ошеломлена горячностью обыкновенно нежного голоса сестры. – Что ты имеешь в виду? Я не заметила, чтобы он плохо обращался с сестрами.

Ответ был таков.

– Не тогда, когда присутствуем мы. Но ты должна была заметить, как Касси изменилась, когда он оттащил ее от воды.

– Она была смущена.

– Но это не все. Она не могла вытерпеть его прикосновения. Это было заметно. И, – ты видела это, я знаю, – она носит нечто похожее на нож, притороченный к ноге! И что это говорит о мистере Рейне, а?

Хоуп нахмурилась, и медленно сказала.

– Я тоже думала об этом ноже.

– А малышка Дори настолько молчалива и испуганна, бедное дитя. Что-то должно было случиться, что сделало ее такой. И знаешь ли ты, что несколько кусочков того твердого, старого хлеба так и не пошли на корм уткам.

Девушка нахмурилась.

Фейт кивнула.

– Да! Я не думаю, что Грейс заметила это, но я видела ясно; Дори тайно положила в карман черствый хлеб. Тут что-то не так, а эти бедняжки находятся на попечении своего брата, мужчины, про ужасную репутацию которого миссис Дженнер говорила. Мне жаль, что ты грустишь, Хоуп, дорогая, но я рада видеть тебя свободной от его когтей.

Она положила руку на плечо сестры, и честно сказала. – Если кому-то нужно охранять свое сердце, то это тебе, дорогуша! И если тебе надо волноваться за кого-то, не волнуйся за меня, – переживай за тех двух бедняжек.

***

Слова близняшки преследовали Хоуп в тот вечер, когда она лежала в постели, пытаясь заснуть. Сон никогда не был ее другом. Или он приносил кошмары, появившиеся из темноты, чтобы поглотить ее всю, или он избегал ее, когда она боролась с мыслями, как в этот вечер.

Она ворочалась, ее ночная рубашка обернулась вокруг тела. Сплетни о нем были обычными. Обвинение в убийствах, она была точно уверена, были извращенными выдумками. Свет был полон таких зловещих историй. Было невозможно, чтобы в случае подозрительной смерти двух богачей, третий, бедняк, унаследовал их состояние, и это дело не проверили бы досконально.

Он не был охотником за состоянием. Это не имело смысла. Он сам был богат. К тому же, не было секретом, что обе мисс Мерридью унаследуют известное огромное состояние своего двоюродного деда. Себастьян Рейн должен был знать, что ее наследство почти такое же большое, как у леди Элинор. И так как она не была вульгарной или нескромной, то почему он выбрал наследницу старше, когда была другая, моложе и красивее?

Но что-то определенно было не так с его сестрами. Это Хоуп пришлось признать. Будучи объектом жестокости своего безумного деда, девочки Мерридью узнавали некоторые похожие симптомы в других.

В парке, он, казалось, оберегал девочек. Она подумала, что это очень мило. Но теперь, она об этом задумалась.

Люди думали, что дедушка слишком оберегал их, но это было не так. Он весь состоял из власти, контроля и тирании.

Та история, которую мистер Рейн рассказал про пропажу сестер... Может, девочки пытались от него сбежать? Как сбежали Хоуп и ее сестры от дедушки?

Если кому-то нужно охранять свое сердце, то это тебе, дорогуша! И если тебе надо волноваться за кого-то...переживай за тех двух бедняжек.

Она так сделает, с сонной решимостью подумала Хоуп. Она узнает все, что сможет про его юных сестер. Если эти дети находятся в опасности, она их пасет. Она знала, каково было расти в страхе. И не будет просто стоять и смотреть, как это происходит с другими, не пытаясь помочь.

Это означало, что она будет часто видеться с мистером Себастьяном Рейном. В этом был риск, сестра права. Хоуп нужно защитить свое сердце. Даже зная, что он ухаживает за леди Элинор, даже испытывая сомнения по поводу его сестер, ее все-таки влекло к нему.

Но значит, – она зевнула, наконец-то испытывая сонливость, – она всегда была испорченной.

***

Себастьян проснулся в обычное время. Полежал несколько минут, потянулся, и вылез из постели. Город еще не проснулся.

Он поднялся, умылся и оделся при свете свечей. Тихонько прошел по коридору к комнате девочек, и открыл дверь. С тех пор, как они исчезли, он всегда смотрел на них первым делом поутру, и это было последним, что он делал перед тем, как лечь спать. Так же, как когда они были малышками.

Дори, как обычно, забралась в постель к Касси, и Себастьян склонился над ними. Дети лежали, свернувшись вместе, как котята, их лица были свободны от тревог. Он бы так хотел, чтобы они всегда выглядели так. И когда он повернулся, чтобы уйти, доска пола заскрипела под его ногой, и Касси поднялась. Клинок промелькнул в неясном предрассветном свете.