Николь Джордан - Страстное желание

Корнуолл, Англия, октябрь 1813 года

Шелковое платье с тихим шелестом упало к ногам Бринн. Под ним не было ничего. Лусиан затаил дыхание при виде ее великолепного тела. На белой коже играли золотистые отблески от неровного света свечей, и блестящие волосы ее были как сполохи пламени.

Что у нее на уме? Хочет ли она соблазнить его или… предать?

Что бы она ни замышляла, ей, как вынужденно признался себе Лусиан, удалось достичь цели. Желание уже переполняло его. Еще немного, и он взорвется. Но он чуял опасность и не давал себе забыть о ней.

Он заставил себя улыбнуться, блуждая взглядом по ее тугим соскам, по роскошным бедрам. Она чуть раздвинула их, словно приглашая сполна насладиться ее телом.

– Ты меня соблазняешь, любовь моя?

Ее улыбка манила.

– Просто я рада видеть вас. Рада, что вы приехали.

Он знал, что она лжет.

Он долго смотрел в ее изумрудные глаза. Что увидел он там, в изумрудной глубине? Стыд? Раскаяние?

Время тянулось. Лусиан пристально смотрел на нее, пытаясь найти подтверждение своим подозрениям, не выдавая себя. В камине со зловещим шипением треснуло раскаленное полено, нарушив завораживающую тишину.

Грациозно пожав обнаженными плечами, Бринн подошла к столику из красного дерева, на котором стоял поднос с хрустальным графином и бокалами. Налив два бокала вина, она пересекла пространство спальни и подошла к нему, протянув бокал.

Вино было кроваво-красным. Интересно, что там – яд или всего лишь снотворное? У нее, было, достаточно времени на то, чтобы подмешать яд, хотя он и застал ее врасплох – она не ожидала, что он последует за ней из Лондона до самого Корнуолла.

Он пригубил вино, делая вид, что пьет, и заметил, что она почувствовала облегчение.

Для преступницы и лгуньи она слишком открыта, мрачно подумал Лусиан, борясь с вожделением, вызванным ее искушающей наготой. Нервозность ее выдавала. Ей не хватало выдержки и опыта. Сам он годами оттачивал свою наблюдательность, старался не выдавать себя и свои истинные мотивы. В той игре, которую он вел, ставки были слишком высоки. Один неверный шаг мог стоить ему жизни. Врагов у него хватало и среди французов, и среди соотечественников-британцев – изменников и предателей.

Бринн отвела глаза, избегая встречаться с ним взглядом. Лусиан поджал губы. Неужели она готова его предать? Неужели его красавица жена заодно с его врагами? Неужели она на пару со своим чертовым братцем переметнулась к лягушатникам и встала на сторону их проклятого предводителя, приспешника корсиканского выскочки, провозгласившего себя императором?

От этой мысли у Лусиана защемило сердце и внезапно стало трудно дышать.

– Пришлось ли вино вам по вкусу? – спросила Бринн, пригубив из своего бокала.

– Да. Впрочем, французы умеют делать вино, не так ли?

Она поежилась при упоминании о французах.

– Ты замерзла? – спросил Лусиан.

– Я надеялась, что вы меня согреете.

Она взглянула на него. От этого взгляда к чреслам его хлынул жар. Еще несколько недель назад он бы все отдал за то, чтобы она так на него посмотрела.

– Может, ты помешаешь, угли в камине, а я пока задерну шторы?

С трудом, оторвав взгляд от ее искушающей наготы, Лусиан подошел к окну. Делая вид, что задергивает шторы, он наклонил бокал. Вино струйкой потекло на ковер. От всей души он желал, чтобы Бринн оказалась невинной, но доверять ей все равно не осмеливался.

Он чувствовал спиной ее пристальный взгляд. Неслышно выругавшись, Лусиан подошел к следующему окну. Дурак, говорил он себе. Тебя околдовала собственная жена. Ее исполненная живительной силы красота, ее огненно-рыжие волосы, ее мятежный дух. Искусительница, она возбуждала в нем желание, которое было, сродни боли. Единственная женщина, рядом с которой он терял власть над собой. Бринн держала его в плену и наяву, и во сне. Особенно во сне.

Отправив ее в тюрьму, он потеряет ее навсегда.

Вылив еще немного вина за кресло, он задернул штору и подошел к последнему окну, возле которого остановился, делая вид, что пьет из бокала. Там, снаружи, в холодной мгле, над чернеющим горизонтом, низко висела луна. Гонимые ветром тучи набегали на бледный диск. Зловеще шипели волны, ударяясь о скалистый берег там, внизу.

Подходящая ночь для злодейства.

Но здесь, в спальне, было тепло и тихо. Лусиан скорее почувствовал, чем услышал, как Бринн подошла и встала у него за спиной.

– Вы все еще сердитесь на меня? – спросила она тихо тем особенным, чуть хрипловатым от предвкушения страсти голосом, от которого все внутри сжалось.

Да, он злился на нее. Его переполнял гнев, мешаясь с болью с горьким привкусом сожаления. Он ни разу не встретил женщину, способную поставить его на колени. Пока не познакомился с Бринн.

Лусиан рывком задернул штору.

Натянув на лицо маску безразличия, он повернулся к ней и заметил, что Бринн первым делом скосила глаза на его бокал, в котором сейчас осталась лишь треть от того, что она налила. В глазах ее он увидел облегчение. Этот взгляд словно ножом полоснул его по сердцу. Спокойно, приказал себе Лусиан. Он подыграет ей, он посмотрит, каким образом она намерена осуществить свой план.

Она опустила палец в его бокал и, намочив его, провела по его нижней губе.

– Как мне усмирить ваш гнев, Лусиан?

– Я думаю, ты знаешь, любовь моя.

Губы ее были красными и влажными от вина. Он с трудом удерживался от того, чтобы не прижаться губами к ее губам, не смять их. Лусиан заставлял себя стоять неподвижно и тогда, когда она медленно, искушающе медленно, скользнула рукой за пояс его бриджей.

Не встретив в нем отклика, Бринн забрала у него бокал и поставила на столик рядом со своим. Затем начала расстегивать пуговицы на бриджах.

Сердце его колотилось в груди, когда она обнажила его отвердевшую плоть, жадно шевельнувшуюся под ее взглядом. С дразнящей улыбкой она сжала пальцы у основания пульсирующего жезла и опустилась на колени у его ног.

Под скулой Лусиана заиграла жилка. Он с мрачной решимостью сражался с нестерпимым желанием, которая в нем возбуждала Бринн. Он должен бы радоваться тому, что она взяла инициативу на себя. Война между ними началась с момента их первой встречи, и с тех пор Бринн отчаянно сопротивлялась всем его попыткам ее подчинить. Ее воля против его воли – и так все три месяца их бурного брака.

Нежно поглаживая его пальцами, она наклонилась, прижав губы к его подрагивающему древку. Лусиан вздрогнул, когда она поцеловала его там. Губы ее были теплыми. Кожа его, казалось, горела, обожженная эротичным прикосновением ее губ, языка, медленно скользящего по набухшей головке, по чувствительному рубчику внизу…