Анн Голон - Триумф Анжелики

Прекрасные эпизоды прекрасного приключения! Того, что еще сильнее сблизило их в Америке.

Она повернулась к Жоффрею, словно он был в силах помочь приостановить ход ее мыслей, немного сумасшедших. И правда, он это мог. Рядом с ним она легко освобождалась от подозрений и мыслей, которые часто были не обоснованными и преждевременными. Он сохранял спокойствие и хладнокровие. Ибо, говорил он, выступая в ее глазах бдительным и мудрым, невозможно провести всю жизнь, строя будущее, состоящее из одних катастроф и предательств.

«Как мне хорошо с ним», — повторяла она про себя, еще ближе придвигаясь к мужу, и встречаясь внезапно взглядом с графом Ломенье, от которого не укрылся ее жест, с каким влюбленная женщина стремится раствориться в тени мужчины, которого любит.

Но она не могла наглядеться на него, она то и дело оборачивалась в сторону его тонкого профиля, и не было в мире другого мужчины, в котором было бы столько силы, и который так оберегал ее.

Ее безраздельное доверие было следствием его любви к ней, в которую она, наконец, поверила; теперь она знала, что является всем для Жоффрея, и что это было самым главным в их отношениях.

Граф де Пейрак тоже пил, но вовсе не для того, чтобы развеять грустные мысли или забыть о тяготах жизни. Он просто пил, чтобы насладиться винным ароматом, и укрепить свое радостное настроение. Он пил, чтобы составить компанию гостям, чтобы оказать им честь и сделать им приятное. Это была дань путешественникам, являющимся частью радостей этого мира, искусства красиво жить, своеобразной компенсации в противовес жестокости и несправедливости, так часто встречающихся в этом проклятом мире.

Когда он пил, глядя на него можно было сказать, что он относится к вину, как к старому другу, с которым давно знаком, и которого желает узнать еще лучше.

Его глаза блистали чуть сильнее, его улыбка стала чуть радушнее, выражение лица — чуть привлекательнее, словно он наблюдал сверху за человеческими слабостями, с легкой насмешкой, но без ехидства.

Сколько она его помнила, он всегда был таким. В Тулузе, блестящий аристократ, победитель в любовных интригах, с гитарой в руках, в маске, скрывающей блеск глаз, он возглавлял целую вереницу мужчин и женщин, которые далеко не все были героями романов и принцессами с чистыми помыслами, но которые сочетались с понятиями любовной песни, куртуазной философии, изысканных вин и внезапных чувств, вспыхнувших во время какого-нибудь бала.

И вот она завоевала самого достойного — Жоффрея Пейрака.

Она могла сказать себе: «Еще немного, и я останусь с ним наедине». Она не уставала смотреть на него, пока он внимательно следил за ходом беседы, наблюдая за выражениями лиц, и улыбками, однако не придавая этому всему особого значения.

В его позе было что-то королевское.

Но он был сильнее и свободнее любого короля.

«Как я его люблю. Бог мой, Господи, сделай так, чтобы он любил меня всегда! Без него я умру! Я слишком много выпила. Виноград так коварен! Интересно, видно ли, что я пьяна? Все так же смеются, даже Ломенье. Будь благословен виноград. Самое главное — это жить. А мы живем. Я скажу завтра бедному графу об этом, и к нему вернется мужество. Иезуит мертв. Ему не была известна радость пира с добрыми друзьями. Он жил во мраке. Вот почему он погиб, Господь да простит меня, мне следовало бы уважать страдание».

Компания расходилась среди густого тумана. Анжелика, прощаясь до утра со всеми, стоя с нерешительным видом возле своего господина и хозяина, прочла или ей показалось, что она прочла в глазах Ломенье-Шамбора мысль, которая как копье пронзала его мозг: «Сегодня ночью они будут любить друг друга…»

Выражение его лица снова изменилось. Черты заострились. В той же ситуации сама богиня зла, застав их у своего изголовья, таких близких и таких неразлучных любовников, издала бы ужасный крик отчаяния и ревности, крик существа навеки проклятого…

Стоянка в Тадуссаке заканчивалась. Гости должны были отправиться вверх по реке. Через два или четыре месяца зима заключит реку и корабли на ней в оковы льда. Анжелика еще немного поговорила с шевалье де Ломенье-Шамбор. Считая его еще не оправившимся от потрясения, она старалась не огорчать его. Ей хотелось бы встряхнуть его, как будят спящего, страдающего от того, что он видел во сне.

Она старалась удовлетвориться несколькими словами, которые вырвались у него: «Факты подтверждаются… Я не ошибся…»

Но эту работу приходилось начинать заново каждый день.

Несколько раз он бережно извлекал из жилетного кармана письмо, написанное на хрупкой березовой коре, чтобы прочесть ей отрывки из последнего послания, полученного от иезуита уже довольно долгое время спустя его отъезда из Квебека, после от него уже не было известий.

Странная вещь: в последнем письме к другу детства иезуит безпрестанно возвращался к тому, какую опасность представляет дама с Серебрянного Озера. Можно сказать, что он был полон подозрений и страхов:

— «…В ней, мой друг, следует опасаться всего! Эта женщина наделена властью, это — женщина-политик!..»

— Боже! Ну и глупость!

Но Ломенье продолжал читать тихим голосом, продолжал перечислять нелепые обвинения, хотя в каждом под видом кротости и мягкости скрывалась капля желчи.

— «…Власть над умами, достигшая наивысшего предела и которой, как я вижу вы склонны поддаваться, как бы тяжела не была ваша жизнь, эта власть идет на пользу женщинам только тогда, когда она удваивается за счет ума и правильных намерений. Порой женщина достигает власти не только над умами, но и над душами мужчин, и это самое опасное, ибо следуя греховным путем, противоположным религиозной добродетели, они пренебрегают священным законом Самого Господа Бога ради греха, который ведет к гибели. Но оставим это…»

— Тем лучше! — вмешалась Анжелика, которая слушала с мрачным видом.

— «Поговорим о власти политической, которая скрывается под грациозной внешностью, словно бы невинной. Из-за нее мужчины, которые управляют судьбами целых народов, опутаны невидимыми арканами. И им уже не вырваться из-под власти женщины. К тому же, я не знаю примера, когда хоть одна из них наделялась бы большими полномочиями».

— Как сказать… Англия не может пожаловаться на свою великую королеву Елизавету Первую.

— «Но некоторые получают эти полномочия неправедным путем. Я слышал, что наш король, далекий от того, чтобы доверяться женщинам, помня о временах, когда именно они настроили вельмож королевства против него, когда он был маленьким, не выносит, когда какая-нибудь женщина, будь то королева или фаворитка, произносит хоть одно слово по поводу государственных дел. Однако мне доподлинно известно, что мадам де Пейрак является исключением из правил: во время пребывания в Версале она неоднократно давала королю советы по вопросам дипломатии и отношений с иностранными монархами…»