Анн Голон - Триумф Анжелики

Сначала она решила дать ему немного алкоголя. Это должно помочь ему: она всегда верила названию «Аква витэ» — «Вода жизни», огненная вода.

Его губы были плотно сжаты, но во рту не хватало зубов. Поэтому ей удалось влить содержимое чашки в его горло. Ей показалось, что питье согрело его. Но с этим не нужно было поступать слишком усердно: только холод спас священника, иначе он умер бы от ран и потери крови.

Своей «живой» водой, которую она готовила по собственному рецепту, она смазала веки, слипшиеся от крови и гноя. Нужно было подождать с лечением ран на груди, для этого надо привести больного в сознание.

Теперь ее задачей было извлечь тело из мешка. С огромным усилием она распорола кожу и обнаружила на ней след веревки, за которую индейцы тянули, волоча свою ношу прямо по льду. Обнаженные, ирокезы или абенакисы, пересекли равнины, пренебрегли холодом и опасностью, и все для того, чтобы бросить на пороге свой груз и оставить женщине и детям, которые умирали от голода.

— Я никогда не пойму вас, индейцы.

Тут мешок развалился, и Анжелика обнаружила, что тело покоится на своего рода подушках, а точнее — мешках. Она только вытащила один, как сразу все поняла. Развязав шнурок, она высыпала на ладонь зеленые стручки фасоли, фасоли из долины Пяти Озер!

— О! Уттаке! Уттаке! Бог облаков!..

Как и в прошлый раз!

Она разглядывала их как скупец, любующийся на свои золотые монеты, да и он был бы менее взволнован.

— Пища! Дети!.. Они спасены!..

В других мешках и мешочках находились рис, овес, мясо, сушеные плоды, маис и еще много всяких даров.

— Спасибо, Господи! Спасибо, Господи!..

Стоя на коленях, она сложила руки в молитвенном жесте благодарности.

Солнце сияло. Лучи скользили по стенам и ласкали ее лицо. Тьма отступила. Жизнь возобновляла свое течение.

— Они спасены! Спасибо, Господи!..

Она смеялась от счастья. Потом она поймала чей-то взгляд. Повернувшись, она заметила, что веки больного приподнялись, и он смотрит на нее мутным, бесцветным взглядом.

Как бы ни был странен способ, избранный Уттаке, для спасения миссионера, но это была помощь и победа над голодной смертью.

Она громко произнесла:

— Вы в безопасности, отец мой. Не бойтесь ничего. Я буду за вами ухаживать. Вы слышите меня, отец мой?.. Если — да, то дайте знак, попробуйте подвигать веками…

Прошло много времени. Веки не двигались. Глаза были неподвижны и ничего не выражали.

Умирал ли он?

Однако, его губы двигались, сначала беззвучно, потом раздался слабый голос:

— Кто вы?

Она заколебалась. У нее кружилась голова. Она не знала, что делать. Она находилась на опасном пороге, который не решалась пересечь.

Глядя ему в глаза, она сказала, задыхаясь:

— Я — графиня де Пейрак.

Он ничего не сказал. Но она готова была поклясться, что его зрачки загорелись голубым сиянием.

Но никакая сила не смогла бы удержать и ее от расспросов.

Услышал ли он, понял ли?

— Я пойду приготовлю детям еду. А потом… мы увидим.

Но вот снова его глаза загорелись очень чистым, очень ясным голубым сиянием: светом сапфира.

Тот же голос, слабый и задыхающийся, отбирал последнюю энергию истерзанного тела. Она склонилась над ним, чтобы расслышать его слова, формулы вежливости, предписанные всем членам аристократического общества:

— По… позвольте мне, мадам, пред… представиться. Меня зовут… Себастьян… д'Оржеваль…

Очень медленно солнечные лучи передвигались по стенам.

Ничего не двигалось в заброшенном форте, ничего не казалось живым, кроме двух струек пара, вырывающихся из ослабевших губ.

Это не должно было произойти. Было слишком поздно!

Но это все-таки произошло.

Анжелика де Пейрак и иезуит Себастьян д'Оржеваль глядели друг на друга.

Выздоровление, которое происходит из-за маисовой похлебки, обогащенной мясным порошком, это один из феноменов, оправдывающих замкнутость мира и усиливающих веру в Бога. На самом деле нужно так мало земных даров, чтобы вернуть из могилы маленьких детей, полных жизни, которых голод сделал похожими на цветы, увядшие без воды.

Анжелика накормила их маленькими порциями, словно птенцов, позволяя им заснуть между глотками. А теперь они просыпались, как и раньше, в то прекрасное утро в Вапассу, и выскальзывали из кровати на маленьких похудевших ножках, горя нетерпением пуститься на исследование всех интересных вещей, которые сулил им новый день.

И Шарль-Анри, который был очень заботливо укутан, и заставил близнецов натянуть поверх ночных рубашек халатики, подошел к Анжелике и сказал:

— Можно, матушка, я буду вам помогать ухаживать за «умершим»?

Неужели ему удалось выйти из комнаты, осмотреть дом и обнаружить в большом зале неподвижное тело? Без сомнения.

Накануне, — действительно ли это было накануне? — в течение нескольких часов она работала словно трудолюбивый муравей, перетаскивая неоценимые сокровища: мешочки с толченым мясом, с диким рисом, с мясом и фасолью, с сухими фруктами, которые она старательно разложила и разделила их содержимое на ежедневные порции. О! Дорогой и святой хлеб насущный!

Она варила похлебку и думала о том, что ее дети теперь оживут. Они глотали драгоценную еду, даже не открывая глаз. Потом она поела сама. И тут она вспомнила слова, сказанные умирающим священником: «Я — отец д'Оржеваль!»

Она не понимала, зачем Уттаке понадобилось его спасать, если она собственными ушами слышала слова Уттаке: отец д'Оржеваль мертв.

Правда, не было никакой уверенности в том, что именно Уттаке, вождь индейцев-могавков, прислал ей эту спасительную посылку. А несчастный мученик, быть может, просто потерял разум от перенесенных страданий.

Она слышала, как он стонал:

— Я больше не могу выносить их, этих дикарей! Я не могу больше терпеть!..

— Нет, — ответила она Шарлю-Анри, — ты очень мил, мой малыш. Но я предпочитаю, чтобы ты получше следил за малышами.

Она взяла гребень и причесала детей, а потом сделала прическу себе.

Вот так. Достаточно немного похлебки, чтобы почувствовать себя достойным жизни.

Жизнь по сути дела — это пища. Не начинай думать об этом, не утомляй себя. Впереди еще много дней зимовки.

Но главное — свершилось чудо, когда она решила уже, что все потеряно. Даже «мертвец» был спасен.

Она так до конца и не поверила, что он — Себастьян д'Оржеваль, она приписывала его слова тому, что он просто потерял рассудок, да и она сама была на грани забытья. Анжелика помнила, как отец де Марвиль объявил о его смерти, и она считала, что иначе быть не может.

Однако, она начала разрабатывать план по его спасению: травы, отвары, корпия, — все это у нее было. Она также варила ему бульон, чтобы подкрепить его силы.