Хизер гротхауз - Нежная обманщица

Подошел Тристан.

— Брат… — начал он, но Ник, бросив еще один взгляд на печальное лицо Симоны, выругался про себя и прервал лекцию Тристана в самом начале. Он не позволит, чтобы брат снова поучал его.

— Томас! — крикнул Ник вслед удаляющемуся стражнику. Тот замер, потом обернулся. — Впусти лорда дю Роша.

Симона улыбнулась и вытянула шею, чтобы скорее увидеть отца. Нику казалось, он слышит ее нелепые мысли — она ведь надеялась, что отец соскучился по ней, что он приехал в Хартмур повидать ее.

Ник знал, что не позволит обидеть свою жену. Разумеется, он не мог доверять дю Рошу, но верил, что в Хартмуре ей ничто не грозит.

— Симона, — позвал Ник, жена посмотрела на него сияющими глазами.

— Да, милорд.

— Тебе отлично известно, что я не планировал принимать лорда дю Роша у себя в Хартмуре, тем более мне не нравится, что он будет здесь в мое отсутствие. Ты можешь попрощаться с ним, но учти — я настаиваю, чтобы к завтрашнему утру его здесь не было.

Симона кивнула:

— Конечно, милорд. Как прикажете.

Ник увидел, что француз уже въезжает в ворота, и добавил:

— И он не должен получать в моем доме никаких подарков. Ни от кого. Мне неизвестно, зачем он явился, но зная его, я могу утверждать, что он приехал только ради выгоды.

Женевьева пораженно вскрикнула:

— Кто это?

Симона с улыбкой объяснила:

— Арман — мой отец, леди Женевьева. Я думала, он сразу уедет во Францию, но… — Она весело пожала плечами.

Побледневшая Женевьева спросила:

— Арман дю Рош — ваш отец?

Симона посмотрела на Николаса, в ее глазах мелькнула тревога.

— Мама, в чем дело? — Ник взял Женевьеву за локоть. — Ты пугаешь Симону. Я же тебе говорил, что ее отец лорд дю Рош.

— Нет-нет! — Женевьева переводила взгляд с Симоны на Ника, потом на Тристана и Хейт. — Ты не называл его имени.

— Леди Женевьева, вам нехорошо? — с беспокойством спросила Симона, приближаясь к вдовствующей баронессе.

Но Женевьева не ответила. С побелевшими губами она вглядывалась в облако пыли, которым был отмечен въезд Армана во двор замка. Вот он заметил группу своих новых родственников, соскочил с коня, бросил поводья слуге, затем, хромая и прижимая искалеченную руку к телу, направился к ним.

Симона с тревогой заглянула в лицо мужа. Тот покачал головой, не понимая сути происходящего.

— Это невозможно, — прошептала Женевьева, не сводя глаз с приближающейся фигуры.

Арман заговорил:

— Симона, неужели ты настолько возгордилась, что оставила меня на милость этих грубых животных? — Здоровой рукой он отряхивал пыль с плаща. — Клянусь, они были готовы держать меня у ворот, как нищего бродягу. — Арман выпрямился и остановился шагах в десяти от Ника и его семьи. Внезапно его глаза сузились, а потом почти вылезли из орбит.

— Женевьева, — прохрипел он.

Ник вышел вперед, переводя взгляд с матери на тестя:

— Не хотите ли вы сказать, что знакомы?

Женевьева словно не слышала Ника. Она сделала шаг назад, потом еще и еще…

— Это невозможно, — повторила она, и по ее щекам покатились слезы. Следующие слова она произнесла едва слышно: — Ты… ты же мертв.

Ник услышал, как вскрикнула Симона, шагнул к матери и крепко взял ее за руку.

— Мама, ты все перепутала. Погибла мать Симоны, а не ее отец.

Арман стряхнул с себя оцепенение и медленно приблизился к Нику и его матери. На губах француза играла злобная улыбка.

— Какое счастливое воссоединение, леди д’Аржан. Скажу честно, не проходило ни единого дня с момента нашего расставания, чтобы я не думал о вашем местонахождении.

Ник нахмурился:

— Теперь ее зовут леди Фицтодд, дю Рош. Моя мать — вдовствующая баронесса Крейн. Извольте разговаривать с ней почтительно.

Ник пришел в бешенство, когда увидел, что упреки ничуть не подействовали на гостя, Арман взял руки Женевьевы, поднес их к губам и поцеловал кончики ее пальцев.

— Не могу выразить, как я счастлив снова вас видеть.

Женевьева издала хриплый, невразумительный звук, вырвала свои руки из рук Армана и вытерла их о юбку.

— Нет, нет! — Она попятилась и упала Нику на грудь.

— Мама! — воскликнул он и заглянул Женевьеве в глаза. Выражение ужаса на ее лице ошеломило Ника. — Черт возьми, в чем дело?

Женевьева молчала. По ее щеке прокатилась слеза. Потом баронесса взглянула на Симону и, лишившись чувств, упала на руки сына.

Симона сидела в большом зале замка и в страшной тревоге ждала возвращения мужа. Ее первый день в качестве хозяйки Хартмура был так хорош, пока не приехал Арман.

Вот так всегда.

Застыв как статуя, она сидела на мягком стуле и следила, как отец расхаживает по залу, разглядывая нарядные гобелены и развешанное по стенам оружие. Мысли Симоны постоянно возвращались к записи в материнском дневнике. Какую тайну узнал отец? Скажет ли он ей, если она спросит? Конечно, нет. Как глупо было надеяться, что отец явился в Хартмур, чтобы помириться с ней!

Ничего не поделаешь. Но Хартмур теперь — ее дом. Николас — ее муж, а Женевьева — ее свекровь. Арман не сможет разрушить жизнь дочери. Не сможет.

Тяжело вздохнув, Симона поднялась и подошла к отцу. Арман любовался огромным щитом с гербом Фицтоддов, на котором благодаря Дидье теперь красовалась длинная царапина.

— Папа, — решилась заговорить Симона. — Мне кажется, леди Женевьева очень расстроилась из-за твоего визита. Откуда ты ее знаешь?

На скулах Армана играли желваки.

— О, мы встретились очень давно. В Париже. Она очаровала меня.

Симона насторожилась:

— А мама знала об этом?

— Нет. Женевьева д’Аржан сбежала из Франции раньше, чем я познакомился с Порцией.

— Ты знаешь, что она сбежала из Франции? — не смогла скрыть удивления Симона.

— Конечно. Все знали. Она убила своего мужа, знатного человека. Практически в первую брачную ночь. — Голос его звучал глухо, как будто эти воспоминания будили в нем злобу и гнев. — Самый знаменитый скандал при дворе.

Симона набралась храбрости и спросила:

— Ты был в нее влюблен?

Арман фыркнул:

— Ты слишком много думаешь об этом выдуманном чувстве. Любовь — это сочетание похоти и возможности. В жизни ее не бывает. Чем больше ты ее ищешь, тем быстрее она от тебя убегает. Любовь — это миф. Сказочное сокровище.

Симона вздрогнула. Ее словно обдало ледяным холодом.

— Неправда! — выпалила она.

Арман равнодушно пожад плечами:

— Сама узнаешь.

Смелость оставила Симону, но она все же решилась спросить:

— Значит, ты и маман не любил?

Арман с любопытством посмотрел на дочь, язвительно улыбнулся и ответил:

— Разумеется, нет.

Симона почувствовала комок в горле и, пытаясь от него избавиться, с трудом сглотнула. Признание Армана потрясло ее. Значит, ни один из его детей не был зачат в любви! Она порадовалась, что в зале нет Дидье, и брат не слышит этих равнодушных слов, иначе бы весь Хартмур погрузился в вечную мерзлоту.