Жюльетта Бенцони - Страсти по императрице. Трагические любовь и судьба великих женщин

Что—то говорило ему — с этой дамой такое обращение неуместно. Почему — он не смог бы объяснить. На рукав ему легла длинная, узкая ладонь в черной кружевной перчатке. Шелковое прикосновение домино — и на него нахлынула ароматная волна духов… Фрицу вдруг захотелось быть блестящим, веселым, искрометным, очаровать, удивить незнакомку, такую, представлял он, прекрасную…

Она уже обращалась к нему с некоторым увлечением, а он ловил себя на том, что отвечает ей с легкостью. Но, к большому своему удивлению, вскоре заметил — она не признает пустячных фраз, которыми обычно обмениваются на балу. Расспрашивает его: хочет знать его впечатления о Вене, чем он здесь занимается, что говорят люди. Спросила также об императорской семье: что он думает о Франце Иосифе? одобряет ли его политику? а как насчет императрицы — видел ли ее уже?

Фриц, как мог, отвечал на все эти вопросы, продолжая теряться в догадках: кто эта дама? Внезапно в мозгу его мелькнула безумная мысль: а не сама ли императрица?.. «слышал, будто со стороны, как отвечает ей, стараясь проникнуть взглядом сквозь кружево маски:

— Императрицу? Да, я видел ее — она ехала верхом по Пратеру. Женщина сказочной красоты — вот все, что я могу сказать. Ее упрекают — мол, редко показывается на людях, слишком много времени уделяет собакам и лошадям. Но, конечно же, ошибаются: я, например, знаю — привязанность к собакам и лошадям у нее семейная. Герцог Макс, ее отец, кажется, сказал как—то: не будь мы князьями — стали бы конюшими! Дама в желтом домино рассмеялась, но странное ощущение Фрица, однако, не рассеивалось. Незнакомка вдруг спросила:

— Сколько дашь мне лет? Он без колебания ответил:

— Тридцать шесть! Точный возраст императрицы Елизаветы!

Эффект удивительный: Фриц почувствовал, как вздрогнула рука его спутницы, сразу отстранилась от него.

— Ты совершенно невоспитан! — бросила она с досадой.

Помолчала немного, добавила:

— Теперь можешь убираться! Фрица вдруг покинула вся его застенчивость.

— Очень любезно! — проговорил он с иронией в голосе — и вдруг впервые перешел на «ты» — обращение, принятое на балу: Вначале ты заставляешь привести меня к себе, расспрашиваешь, а теперь прогоняешь. Ладно, ухожу, если надоел тебе, но позволь мне все же пожать тебе руку на прощание.

Дама немного поколебалась, ничего не ответила — и внезапно снова рассмеялась:

— Нет, ты прав. Продолжим нашу прогулку.

Так прошло два часа: очарованный молодой провинциал слушал, а незнакомка рассказывала ему истории — одну за другой. Ах, он любит немецкого поэта Генриха Гейне? Так и сама им увлечена! На крыльях поэзии время пролетело незаметно… Уже далеко за полночь; дама в красном домино несколько раз подходила к ним, словно вынуждая подругу расстаться с молодым человеком. Наконец та, что в желтом, прошептала:

— Теперь я знаю, кто ты! А за кого ты принимаешь меня?

— Ты — высокородная дама; возможно, принцесса… весь твой облик говорит об этом…

— Не старайся ничего выяснить сейчас. Настанет день, и ты узнаешь, кто я, но не сегодня. Мы еще увидимся. Сможешь ли ты приехать, например, в Мюнхен или в Штутгарт, если я назначу тебе там свидание? Я много путешествую.

— Я приеду в любое место, куда ты прикажешь.

— Хорошо. Я напишу тебе. А теперь проводи меня к фиакру и пообещай, что потом не вернешься в зал.

— Обещаю. Тем более что бал без тебя мне неинтересен.

И все же, спускаясь по ступеням парадной лестницы к пандусу Оперы в сопровождении неизменного красного домино, Фриц сказал: — Мне все же так хочется увидеть твое лицо! — И попытался кончиками пальцев приподнять кружево маски.

Однако дама в красном домино встала между ним и его спутницей, втолкнула подругу в подъехавший фиакр, и не успел молодой человек оправиться от изумления, как тот умчался. А Фриц остался стоять у лестницы, глядя, как удаляется фиакр и с ним — удивительное видение в желтом домино.

В это самое время в фиакре дама в красном домино откинулась на подушки со вздохом облегчения.

— Боже, как я испугалась! Мне казалось — еще мгновение — и этот юный наглец узнает Ваше Величество.

— О, тебе всегда удается так умело защитить меня! Кстати, он очарователен, и я хорошо повеселилась, а это бывает довольно редко. Поэтому, моя дорогая Ида, будь добра, не ругай меня! — И, сняв наконец маску, Елизавета прислонилась к подушкам и закрыла глаза.

А Ида де Ференцши, ее дама для чтения и венгерская наперсница, сжала губы, сдерживая почтительные упреки, готовые слететь с них… Но теперь, после всего, это было лишнее. Вылазка на бал всего лишь странный каприз — их изредка позволяла себе императрица: ей нравилось представлять, что она такая же женщина, как все… Ну и еще она любила доказывать самой себе, что ее очарование, неотразимое даже под маской, остается столь же могущественным, несмотря на проклятые тридцать шесть лет, несмотря и на то, что вот уже два месяца как Елизавета — бабушка. Старшая ее дочь Жизель, вышедшая замуж за принца Леопольда Баварского, недавно родила маленькую Елизавету, и императрица очень хорошо провела с ней в Мюнхене начало года.

А кроме того, этот молодой человек, Фриц, сумел ей понравиться, — возможно, потому, что атмосфера Вены еще не заглушила в нем запахов бескрайних лесов Каринтии.

Не обращая внимания на беспокойство и возражения Иды де Ференцши, Елизавета решила написать Фрицу Пашару фон Тайнбургу; подписалась она вымышленным именем, дав ему понять, что можно называть ее Габриэллой либо Фредерикой. Дала ему даже адрес для почты до востребования, чтобы он мог ответить. Единственная Уступка осторожности — сделала так, чтобы ни на одном из ее писем не стояло штемпеля венской почты.

«Я нахожусь в Мюнхене проездом всего лишь на несколько часов, — писала она, — и пользуюсь этим временем, чтобы дать о себе знать, как я Вам и обещала. Вы с такой тревогой ждали этого письма — не отрицайте. Я знаю так же хорошо, как и Вы, что происходит в Вашей душе после этой славной ночи. Вы разговаривали с тысячами женщин, и Вам, конечно же, показалось, что Вы развлекаетесь, но Ваш разум так и не нашел родственной души. И Вы наконец нашли в сверкающем мираже то, что искали многие годы, чтобы потерять это навсегда…»

Молодой человек увлекся этой странной и даже несколько жестокой игрой. Он ответил взволнованными, страстными страницами, — страницами, на которых читался вопрос: «Почему Вы продолжаете таиться от меня, Желтое Домино? Мне хотелось бы узнать о Вас столько подробностей…»

Елизавета ответила довольно быстро, видимо, опьяненная запретным плодом, этим ароматом любви и приключений, который остался у нее после бала: «На моих часах уже за полночь. Мечтаешь ли ты обо мне в этот момент или поешь в ночи ностальгические песни?..»