Лиз Карлайл - Соблазн на всю ночь

— Послушай, Федра, — лицо Зоуи внезапно сделалось серьезным, — нельзя, чтобы старая трагедия перечеркнула всю твою жизнь. Выбирайся поскорее к людям и развлекись немного, это пойдет тебе на пользу.

Неожиданно Зоуи наклонилась вперед.

— Честно говоря, Фе, твои восхитительные голубые лаза могут заставить мужчину потерять голову, — проговорила она почти шепотом. — Подумай об этом. И попробуй разбить сердце парочке каких-нибудь…

— Зоуи… я не могу… Мне не нужно это.

— Ха! — воскликнула Зоуи. — Но мужчины заслуживают этого. По крайней мере большинство из них. Среди них попадаются, правда, и хорошие люди, но ты будешь избегать их. И так никто не пострадает.

Впрочем, Федра знала, что в любом случае, просто существуя в одном пространстве, люди каким-то непонятным, непостижимым образом влияли друг на друга, что-то меняли один в другом, заставляли друг друга страдать. Уже выйдя из парка и направляясь вместе с Зоуи назад к Мейфэру, Федра все продолжала думать над словами своей новой подруги. И ей вдруг захотелось отойти от мучивших ее проблем и страхов, отгородиться от них стеной и вдохнуть в себя хотя бы глоток той жизни, какой жили все люди вокруг. Почему бы ей и в самом деле не принять подарок Стефана и не купить себя пару нарядных платьев?

Вернувшись домой, Федра обнаружила в холле Стаблера, который тут же принял у нее плащ и шляпу, а потом сообщил, что ее мать с сестрой уже возвратились и теперь отдыхают перед обедом. Лежавшая на диване гора покупок — среди которых были и четыре отреза, аккуратно завернутых в коричневую бумагу, — наглядно демонстрировала, чем мать с сестрой занимались все утро.

— Ваша матушка просила сообщить вам, что сегодня у вас к обеду будет леди Хенслоу с дочерью, — проговорил Стаблер. — И она хотела бы, чтобы вы тоже присоединились к ним.

— Большое спасибо, но я не могу, — торопливо бросила Федра. — Мне нужно срочно кое-что почитать. Это действительно никак нельзя отложить. И я не хочу, чтобы меня сегодня беспокоили, я буду занята до вечера.

— Разумеется, мисс. — Слуга поклонился. — Я поставлю в известность ее сиятельство.

— Спасибо, Стаблер. — Внезапно Федра почувствовала, как на нее наваливается усталость. — Я буду в гостиной.

Федра быстро прошла в гостиную и остановилась перед стулом, на котором некоторое время назад сидел Тристан Толбот. Стул был все еще повернут спинкой к окну. Кажется ли это ей, или в комнате и в самом деле все еще витает едва уловимый запах бергамота и свежего мужского белья?

В дверях гостиной появилась Агнес, но вдруг в нерешительности остановилась. Федра заметила, что служанка была чем-то смущена, и спросила:

— В чем дело, Агнес?

Служанка сцепила руки перед собой, и было заметно, что они напряжены.

— Я не успела сказать вам этого раньше, мисс, — прошептала она. — Для вас есть письмо. Оно пришло с дневной почтой.

Руки Федры впились в спинку стула.

— От вашей тети?

— От нее, мисс. Простите. О Милли она ничего не знает.

— Совсем ничего? — переспросила Федра, уже заранее зная ответ — в глазах Агнес притаилась грусть.

Служанка решительно покачала головой.

— Нет, мисс, — ответила она. — Ни слова не написала.

— А о Присцилле? — бесцветным голосом проговорила Федра.

— Тетя Кесси говорит, что с Присс все в порядке. — Глаза Агнес просияли. — Она уже не спрашивает так часто о своей матери.

— О, Агнес, — грустно проговорила Федра, — я не слишком уверена, что мы поступили правильно. Ведь твоя тетя уже очень старая.

Открыв окно, Федра села в одно из стоявших у стены старых кресел. Прогулка с Зоуи была приятным нарушением ее привычной жизни. Но здесь, в гостиной, реальность со всей безжалостностью снова напомнила о себе. Перед мысленным взором Федры возникла маленькая Присцилла, ее пухлые пальчики сжаты в кулачки, голубые глаза наполнились слезами. Сердце Федры сжималось от боли — бедная малышка так рано лишилась матери. В силу своего возраста Присцилла не могла пока понять, куда и зачем ушла ее мать. Впрочем, и Федра этого не понимала. Ей казалось, что нет большего греха, чем бросить своего ребенка. Это невозможно простить.

— Вы собираетесь сегодня в Сохо, мисс? — До сознания Федры вопрос Агнес дошел не сразу.

Отвернувшись, Федра часто-часто заморгала, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

— Да, хотя я сомневаюсь, что в этом есть какой-нибудь смысл, — ответила она. — Пойду, когда стемнеет. Если кто-нибудь постучится в мою дверь…

— Да, мисс. — Агнес не дала ей договорить. — Я положу все подушки на вашу кровать и накрою их одеялом, а им скажу, что у вас мигрень.

Федра нервно впилась зубами в нижнюю губу. Да, можно было не волноваться: Агнес знала, что нужно делать. Несколько недель назад она со своей служанкой вступила в негласный сговор, и с тех пор Федру не покидало отчаяние.

— Я пойду наверх и немного посплю, — сказала она Агнес. — Разбуди меня, пожалуйста, когда стемнеет. И принеси мне твой плащ и твое темно-синее платье. Думаю, такой наряд мне больше подойдет.

Продолжая сжимать руки, Агнес пробормотала:

— Да, мисс, конечно. И большое вам спасибо.

Женщина с такой силой задвинула ящик стола, что стоявшая на полке статуэтка сначала покачнулась, а затем стремительно рухнула вниз. Мгновенно распахнулась дверь, и в комнату вошел мужчина с очень бледным лицом и широкими плечами. Он неодобрительно посмотрел на разбросанные по полу осколки богемского фарфора.

— Что случилось, мадам?

Руки мадам Востриковой дрожали от гнева. Она снова открыла верхний ящик стола и ткнула в него пальцем.

— Шар, Лаврин. — Она говорила по-русски отрывисто, словно выстукивала каждое слово. — Что с ним? Только, Бога ради, не говори, что у тебя его нет.

Его глаза расширились, и он широкими шагами быстро подошел к письменному столу красного дерева и рывками стал выдвигать все ящики подряд.

— Ты тратишь свое время, Лаврин, — твердо проговорила она, сверля взглядом его затылок. — И, что еще хуже, тратишь мое.

Открыв самый нижний ящик, Лаврин застыл с выражением ужаса на лице.

— Нигде нет!

— О Господи, я так и думала. — Мадам закатила глаза. — Это все дело рук Горского. Вот подлец…

— Но, мадам… — Лаврин быстро отступил от стола на безопасное расстояние и сложил перед собой руки. — Мадам, его комнаты были обысканы.

Она повернулась к нему, ее лицо исказилось от гнева, одна бровь слегка подрагивала.

— Значит, плохо были обысканы. Нужно еще раз все обыскать! — прохрипела она, указывая пальцем на потолок. — Переверните вверх дном его комнату, вскройте пол, если понадобится.

Лаврин заморгал.

— Мадам, уверяю вас, все это бесполезно. Мы ничего не найдем там, — продолжал он настаивать. — Вполне возможно, он спрятал шар где-то в другом месте.