Вера Крыжановская - Два сфинкса

– Ты, Эриксо, будешь моей женой! Я разведусь с Валерией, которую нисколько не люблю. Я не могу любить эту женщину, всегда мягкую, надоедливую, без малейшего огня и страсти, которая подобно мраморной статуе, председательствует в моем доме. Я сделаю из тебя патрицианку! Я сложу к твоим ногам все наслаждения богатства! Не найдется такого праздника, банкета, драгоценности, которых я не предложил бы тебе, чтобы развлечь тебя.

Эриксо громко рассмеялась.

– Нашел чем соблазнять меня! Если бы я захотела, я могла бы жить, в доме Асгарты и располагать всеми сокровищами мага. Но я оттолкнула бы все, если бы должна была ради этого пожертвовать любовью Рамери. Пойми, Галл: я не люблю и не желаю тебя!

Не слушая дальше, Валерия вышла, как тень. Грудь ее была стеснена, и какое–то странное, болезненное чувство давило ее сердце. Что Галл не любил ее – это было для нее совершенно безразлично: она тоже не любила мужа; но она никак не думала, что муж к ней так равнодушен и что она до такой степени лишняя для него, что он хочет избавиться от нее. Молодой женщине казалось, что перед ней раскинулась безграничная пустота. И к чему она боролась сама с собой? Тот, кто внушил ей преступное чувство, тоже не любит ее. Что будет с ней в этой пустыне, без всякой цели в жизни, без любви и даже без дружбы, которая могла бы поддержать ее?

Валерия машинально продолжала идти вперед, так же машинально открыла дверь и вошла в комнату Лелии. Молодая девушка читала при свете лампы, сидя у маленького столика. Увидя расстроенную и бледную, как смерть, Валерию, остановившуюся с неподвижным взором, Лелия быстро подбежала к ней, обняла и отвела к ложу.

– Что с тобой, Валерия? – спросила она, садясь рядом с ней. – Я вижу, что тебя что–то очень огорчило. Не расскажешь ли ты мне, в чем дело? Может быть, Господь вразумит меня, как утешить тебя.

– О! Я так несчастна! – пробормотала Валерия, обвивая руками шею Лелии и заливаясь слезами.

Молодая девушка вздохнула.

– Это мучения света, в котором ты живешь, подобно змее, давят тебя и вонзают в твою душу свой отравленный клинок. Бедная моя! Ты тщетно ищешь того, чего нельзя найти среди людей: земного счастья. Если бы ты искала небесных радостей – они даровали бы тебе душевное спокойствие; мир же дает только разочарования, страдания, разбитые надежды и жажду наслаждений. Он, подобно мрачному часовому, заграждает путь к небу. Видишь ли, Валерия, люди, жаждущие только богатства и удовлетворения своего тщеславия и своих животных инстинктов, блуждают во тьме. Они, как слепые, проходят мимо настоящей жизни – жизни духа. Но будь откровенна! Открой мне, не краснея, свое сердце и свои раны, так как я люблю тебя всей душой и жажду облегчить твое горе.

– Будешь ли ты в состоянии понять меня, Лелия? Ты так молода и так чиста! Ты никогда не любила земной любовью, воспламеняющей сердце и чувства – тихо сказала Валерия. – Поймешь ли ты такую любовь, которую ты, при твоей невинности, должна считать нечистою? Я же вдвойне нечиста, так как испытываю такое страстное чувство не к мужу моему, но к постороннему человеку, любящему, к тому же, другую женщину. И вот, несмотря на все это, я продолжаю любить его, ревность терзает мое сердце, и я чувствую, что земля расступается под моими ногами.

Лелия задумчиво слушала молодую женщину.

– Ты ошибаешься, Валерия, думая, что я не пойму твоих чувств, – сказала она после непродолжительного молчания. – Я любила такою же любовью, как и ты, одного юношу, с которым была обручена с детства и за которого должна была выйти замуж, как только он облечется в тогу мужа. Но Господь в Своей мудрости судил иначе! Я должна сказать тебе, что, несмотря на то, что мои родители были христиане, они не наставляли меня в христианской вере, а дожидались, чтобы я достаточно развилась, чтобы понять все величие исповедуемой ими веры. Но Анастасий – так звали моего жениха – был горячим последователем Господа Нашего Иисуса Христа. Сердце его было чисто, как сердце девственницы, и он не способен был полюбить женщину земной любовью. Он–то и преподал мне учение нашей святой веры и сплел венок, который я надела при крещении. Когда, после этой церемонии, мы в первый раз остались одни, Анастасий поцеловал меня и сказал: «Возлюбленная моя невеста! Для нашей святой церкви настает тяжелое время – время борьбы и жертв. Против нас будут изданы кровавые эдикты. Предчувствие говорит мне, что я тоже буду призван пострадать за веру. Итак, наш союз совершится не здесь, на земле, а на небе, у подножия престола Спасителя, Который соединит наши души на вечные времена». Когда я разрыдалась, так как любила его всеми силами души, он сказал мне: «Не плачь, Лелия! Скоропреходящее земное счастье всегда бывает несовершенно и смущается ревностью, болезнями и огорчениями, неизбежными в жизни. Нашу же любовь ничто не будет в состоянии смутить и ничто не разлучит нас, так как наш вечный союз будет процветать в светлых сферах вечного покоя». Его предчувствие скоро сбылось. Шесть недель спустя на него донесли, как на христианина, и он умер в цирке со стоицизмом героя. Это было тяжелое время для меня. Когда же вечером, в день его смерти, его мать принесла мне наполненный пузырек и губку, смоченную в его драгоценной крови, пролитой за веру, все мое существо наполнилось каким–то странным спокойствием. Я плакала, но без всякой горечи. Я имела даже силы благодарить Господа за освобождение его души и за дарованную ему милость принять мученический венец. Ночью мне явился Анастасий. На нем была надета белоснежная туника, а на белокурых локонах его пылало ослепительное пламя. В руках он держал пальмовую ветвь. Он улыбнулся и сказал: «Ты последуешь за мной, Лелия, но твое испытание еще не кончено». С тех пор я часто видела его. Смерть перестала страшить меня, и я поняла также все счастье, заключающееся в нематериальной любви. А теперь, если ты желаешь, я покажу тебе мои сокровища.

– Прошу тебя об этом, – ответила успокоившаяся немного Валерия.

Лелия закрыла дверь на задвижку. Затем она вынула из шкафа довольно большую шкатулку и отомкнула ее небольшим ключиком, висевшим у нее на шее. В шкатулке находились хрустальный флакон, наполненный красной жидкостью, губка, лежавшая на маленьком блюдечке, засохший венок и небольшой крестик из слоновой кости.

– Смотри! Эта губка висела на шее Анастасия, когда он боролся в цирке, а маленький крест слоновой кости он держал в руках. Венок же этот он сплел к моему крещению.

Лелия взяла флакон, наполненный кровью, и поцеловала его.

Взволнованная Валерия с удивлением смотрела на нее.

– Ты счастлива, Лелия, у тебя есть то, что руководит тобою на жизненном пути, – сказала она. Твои родители и твой жених являются тебе, утешают и дают советы. Я же предоставлена своим собственным силам и колеблюсь во мраке, не находя двери спасения.