Мэйдлин Брент - Превратности судьбы

— Почему я должен сердиться?

— Я не знаю, но вы… ты не хочешь со мной разговаривать, и я подумала… ах, я ничего не понимаю. Пожалуйста, постарайтесь меня понять. Все это время я думала, что вы умерли, и для меня было настоящим потрясением увидеть, как вы вошли в комнату. Но я так рада, мистер… Ник, — я тронула его за рукав. — Как здорово, что ты жив!

— Даже несмотря на то, что я увез тебя из «Луноловов»?

Я смотрела на него, не понимая.

— Да, конечно. Мне очень нравятся Фолконы, но то, что ты жив, гораздо важнее. — Я положила руку себе на лоб, в голове стучало. — Все еще не могу поверить, что вам удалось бежать. Как… ты это сделал… Ник?

— Твой доктор Ленгдон помог, — спокойно сказал он. — Рано утром, проводив тебя, он пришел ко мне в тюрьму и спросил, хочу ли я рискнуть и, возможно, умереть от его руки или согласен принять верную смерть от солдат мандарина.

— Я… я не понимаю.

— Я тоже не понял сначала. Есть такой наркотик, его получают из опиума. Приняв большую дозу, человек впадает в бессознательное состояние, очень похожее на смерть. Иногда даже врач не может отличить. Часто действительно можно умереть. Все, что может сделать врач, это ждать. Если через двое суток человек не придет в себя, значит… Мне стало холодно.

— И ты согласился?

— С радостью. В худшем случае, такая смерть гораздо приятнее, черт побери, чем та, которую приготовил для меня Хуан Кунг, — он по-волчьи улыбнулся. Я увидела в его глазах знакомый смех, и мне стало немного легче. — Я добавил к спектаклю кое-что от себя, — продолжал он, — доктор Ленгдон оставил мне наркотик и ушел. Через полчаса он вернулся. Когда они с надзирателем пришли, то увидели меня на полу. Мой ремень был разодран пополам. Один конец обмотан вокруг шеи, оставляя на ней большую кровоточащую ссадину, для большего правдоподобия. Другой кусок свисал с крюка для лампы. Все так, как будто я повесился, а ремень под тяжестью моего тела оборвался. Я соорудил все это и принял наркотик.

У меня потекли слезы.

— Ах, Ник… ведь это — чудо!

— Не надо, Люси! — резко сказал он. — Не надо!

— Просто я очень рада. Я не хотела плакать.

— Ради бога! — хрипло сказал он и отвернулся. Я не понимала, почему он снова сердится, но быстро вытерла слезы и сказала: — Извини. Пожалуйста, продолжай.

— Ну что ж… наш план сработал, — снова заговорил он бесцветным голосом. — Когда мандарину сообщили, что я повесился, он приказал высечь надзирателя и послал своих врачей убедиться, что я действительно мертв. Они подтвердили. Доктор Ленгдон попросил разрешения забрать тело и похоронить на английском кладбище. За это ему пришлось дать взятку в двадцать соверенов, так что хорошо, что ты оставила ему мой свадебный подарок. Не знаю, как ему удалось организовать все остальное, но гроб с камнями был в тот же день захоронен, и старый Тэттерсолл прочитал поминальную молитву. Трудно, наверное, найти священника, который бы за сутки обвенчал и похоронил одного и того же человека.

— Он не знал?

— Нет, он бы мог случайно проговориться. Я лежал в беспамятстве в бывшем курятнике на задах дома доктора Ленгдона. И стал приходить в себя не через сорок восемь часов, а гораздо позже. Доктор Ленгдон сказал, что он уже потерял всякую надежду, когда я начал подавать признаки жизни.

Я растерянно сказала:

— Но он водил меня на могилу, и я положила цветы. Почему он мне ничего не рассказал?

— Я его попросил. Мне еще предстояло оттуда выбраться и не попасться. А после такой убийственной дозы я смог стоять только через месяц, не то что ходить. Если бы меня поймали, доктор Ленгдон, да и любой, про которого бы предположили, что он участвовал в заговоре, лишился бы головы, — он криво улыбнулся, как на мастерском портрете, сделанном Робертом Фолконом на стене миссии. — Я спас тебе руку и не хотел рисковать твоей головой.

Коляска остановилась. Мы приехали на станцию. Он помог мне сойти, и извозчик отнес мой чемодан на платформу. Ник снова помрачнел, и я не решалась заговорить, пока мы не оказались одни в купе первого класса и пока поезд не отошел от станции. Мы ехали в Лондон.

— Можно спросить, Ник?

Он пристально посмотрел на меня.

— Почему ты спрашиваешь?

— Я не знаю. Мне показалось, что ты занят своими мыслями, и если я мешаю…

— Ты не мешаешь. Спрашивай, если хочешь.

Я все больше терялась. Его слова не вязались с его поведением, и я не понимала, что все это значит. Я вдруг забыла, что хотела сказать, потом вспомнила. Очень важный вопрос.

— Когда ты вернулся в Англию?

Он отвернулся к окну, сощурившись, и мне показалось, что он лихорадочно ищет ответ. Наконец, он сказал:

— Неделю назад. Я прятался в Ченгфу, чтобы набраться сил, мне понадобилось почти три месяца. Я прошел пешком почти весь путь до Тяньцзиня в одежде китайского крестьянина, ночуя в открытом поле. У Хуанг Кунга длинные руки, я не мог рисковать жизнью доктора Ленгдона, да и своей тоже.

Я знала, что это ложь. Он приехал давно, и уже был в Англии пятого ноября.

— Ты написал мне то письмо, в котором просил не ходить к своему поверенному, сразу перед тем, как принял наркотик?

Он кивнул.

— Я думал, что если выберусь, то буду дома до того момента, когда ты отправишься в фирму и заявишь, что ты моя вдова. Но я не рассчитывал, что так долго проболею. Я был вчера у Эдмунда Грешема в конторе, между прочим, — он снова улыбнулся. — Он был более чем удивлен. По правде говоря, он, кажется, считает неразумным с моей стороны оказаться живым после того, что он уже затратил немало усилий в связи с моей смертью, — приподняв бровь, сказал он. — Это, оказывается, изумруды. Так Эдмунд сказал. И это вся помощь, которую ты смогла оказать старине Грешему?

— Да, — я замялась. — Ты снова поедешь туда и попытаешься их найти?

Он покачал головой.

— Это дохлый номер, я думаю. Особенно сейчас, когда «боксеры» мутят воду.

— «Боксеры»?

— Там их так называют. Одно из тайных обществ. Если не ошибаюсь, доктор Ленгдон называет их «ай ох чуан» по-китайски.

— «Кулаки справедливости».

— Как бы они ни назывались, они представляют серьезную угрозу. Они уже убили несколько миссионеров в Шаньтунге.

— Убили? — Я испугалась. — Я не видела в газетах.

— Возможно, убийство миссионеров не такая уж и важная новость. Иностранцы, живущие в Китае, знают, что быть беде. Но убедить в этом наше правительство пока не удается. Я согласен, трудно поверить, что эти «боксеры» представляют собой реальную угрозу. Доктор Ленгдон говорит, что одной из их целей является уничтожение всех иностранцев и они поклоняются какому-то своему идолу, который якобы делает их неуязвимыми, и они верят, что их не возьмут ни пули ни штык, ни вода ни огонь.