Рона Шерон - Я выбираю тебя

— Отличные новости, Эш. Помоги мне сесть. — Уилл попытался подняться, но рухнул, закричав от боли. — Руки и ноги меня не слушаются! А мой живот… О Господи!

— Лежи. — Эшби снял с себя куртку, достал из внутреннего кармана фляжку и подсунул куртку под голову Уилла. — Вот. Выпей немного виски, это поможет унять боль. — Поддерживая друга под голову, пока тот пил, Эшби осмотрел его туловище. Мундир Уилла насквозь пропитался кровью.

— Благодарю, — выдохнул Уилл. Он прерывисто дышал, а глаза потемнели от боли.

Эшби свистнул, подзывая свою кобылу.

— Я отвезу тебя в Брюссель, в госпиталь. Знаю, что тебе очень больно, но как только мы доберемся до лагеря, я переложу тебя в мягкую повозку. — Упершись здоровой ногой в землю, Эшби наклонился, чтобы взвалить Уилла на плечо. Из груди Уилла вырвался разрывающий душу вопль:

— Перестань! Перестань! Мне слишком больно. — Уилл закашлялся кровью, а его глаза закатились.

— Не засыпай! Вот, сделай еще глоток виски… Маленький глоток.

Уилл задышал ровнее, а потом произнес:

— Мне конец. Я не доеду до госпиталя.

— Не сдавайся, — попытался подбодрить друга Эшби. — Умереть всегда успеешь. Я отправлюсь в лагерь и приведу с собой подводу и хирурга.

— Если я выживу, мне ампутируют руки и ноги, — прерывисто простонал Уилл. — Я стану калекой, как те солдаты, которых я видел после Саламанки…

— Ты не умрешь, Уилл, — пообещал Эшби. — Ты будешь любимым калекой. Подумай о доме, Уилл. Подумай об Иззи… о Дувр-стрит… о драконше Гиацинте с ее подпрыгивающими кудряшками, суетящейся вокруг тебя…

Уилл закашлялся.

— Не смеши меня, черт бы тебя побрал! Я умираю. Так что давай без шуток. — Он вновь начал кашлять кровью, и Эшби заботливо отер ему рот.

— Позволь мне сходить за подводой и хирургом…

— Нет! Нет! Не оставляй меня! — Зрачки Уилла расширились от ужаса, а ногти впились в ногу Эшби. — Пожалуйста… Эти проклятые бельгийцы убьют меня в темноте…

Эшби с трудом подавил приступ паники.

— Ради всего святого, Уилл. Если я сейчас не уйду за помощью, ты умрешь!

Стоны Уилла разрывали Сердце, а из его рта вновь хлынула кровь.

— Я умираю, Эш. Я уже труп.

Эшби взял лицо друга в ладони и заглянул в его остекленевшие от ужаса глаза.

— Как ты можешь просить меня сидеть подле тебя и смотреть, как ты умираешь? Ты должен хотеть жить!

— Я не такой, как ты, Эш… Не такой сильный… У меня сломаны все кости…

Мольба во взгляде Уилла разрывала Эшби сердце.

— Я вернусь через минуту. — Он поднялся на ноги и схватился за луку седла.

Уилл стонал и плакал:

— Останься… Останься со мной… Умоляю…

Эшби присел на корточки рядом с Гектором и потрепал пса по голове.

— Послушай, старина. Я хочу, чтобы ты отыскал Эллиса. Приведи Эллиса, Гектор. Ступай!

Когда пес убежал, Эшби вернулся к Уиллу и отхлебнул большую порцию виски.

— Хочешь еще виски?

— Думаешь, Господь одобрит, если я предстану перед жемчужными вратами в стельку пьяный? — Он начал смеяться и вновь закашлял кровью. — Только представь — пьяный в стельку.

Эшби помог другу сделать глоток.

После этого Уилл почти не мог говорить. Его нескончаемые стоны разрывали Эшби душу.

— Все будет хорошо, — напевал Эшби, баюкая Уилла. — Я найду того индуса, что заштопал меня. Он настоящий кудесник, творящий чудеса. Он изучал древние лекарства и способы исцеления у своего народа. В его распоряжении будет целое королевство, и он возьмет кусочек тут, лоскуток там…

— Когда я умру, — еле слышно пробормотал Уилл, — поройся в моих вещах. В них есть маленькая шкатулка — я хранил в ней письма Иззи. Прочитай их. Сват из меня никудышный, но если ты вдруг почувствуешь себя одиноким… или захочешь обзавестись семьей… поезжай к ней, Эш. Изабель любит тебя так же, как и я… как семья… Не стоит коротать жизнь в одиночестве. Не все женщины такие, как эта бессердечная сука Оливия… Хорошая женщина поймет… Ей плевать на шрамы… — Он задрожал, испустив тихий вымученный стон. — Мне холодно. Твой Эллис не придет.

Эшби подумал о том же. Теплые слезы заструились по его щекам. Может пройти еще несколько часов, пока их найдут. Холодное отчаяние охватило Эшби.

— Боль…я не перенесу боли… — Стоны Уилла стали тише и надрывнее. Они болезненным эхом отзывались в сердце Эшби.

Он прижался щекой к белокурым волосам Уилла, слипшимся от засохшей в них грязи.

— Сделай… кое-что для меня, — простонал Уилл. — Положи конец… моим… мучениям…

Холод пробежал по спине Эшби.

— Нет, — прохрипел он. — Никогда.

— Ты бы сделал это для проклятого француза, но не хочешь сделать то же самое… для своего… брата?

Если он сделает то, о чем просит его Уилл, он наверняка будет проклят.

— Через несколько часов рассветет. Придут люди…

— Слишком… долго… Сделай это… сейчас… не могу… сам… руки… сломаны…

Эшби продолжал баюкать Уилла, но успокаивал себя. Его лучший друг умирал. Что хуже — пустить Уиллу пулю в лоб или позволить ему мучиться еще два или три часа? Мог ли он позволить ему истекать кровью до тех пор, пока жизнь не покинет его истерзанное тело? Это бесчеловечно. И все же…

«Завтра ты будешь проклинать себя за то, что не прервал его мучения, заставил страдать лишнюю долю секунды», — внушал голос разума.

— Хорошо. — Эшби достал пистолет и две пули — для Уилла и для себя. Он наклонился и поцеловал Уилла в холодный висок. — Спасибо за то, что был моим другом. Я люблю тебя больше, чем самого себя, брат.

— Я тоже люблю тебя, брат, — почти беззвучно ответил Уилл.

Плача навзрыд, точно ребенок, Эшби приставил дуло пистолета к тому месту, которое только что поцеловал.

— Покойся с миром, — произнес он и нажал на спусковой крючок. Выстрел разорвал ему сердце.

Он сидел, оцепенев и словно бы умерев. В каком же безумном и бессмысленном мире он живет, думал Эшби, оглядываясь вокруг на поле боя, усеянное тысячами убитых. Казалось неправдоподобным, что такую бойню устроили всего за несколько часов.

Все еще прижимая к груди Уилла, Эшби перезарядил пистолет и приставил дуло к виску. «Стреляй!» — скомандовал он себе. Однако зверь, живущий в его душе, отказался нажать на спусковой крючок.

Айрис и Софи были крайне недовольны поведением Изабель. Она видела это по их поджатым губам и осуждающим взглядам.

— Теперь вы знаете все. — Закончив рассказ, Изабель потянулась за чашкой с чаем. Она плакала не переставая на протяжении трех дней. Ее глаза опухли, а лицо побледнело, но она, наконец, смогла взять себя в руки.

Гостиная в доме на Дувр-стрит была заставлена вазами с пестрыми букетами. Все наперебой выражали соболезнования в связи с «нездоровьем» Изабель и выражали надежду, что вскоре снова смогут наслаждаться ее обществом.