Крис Кеннеди - Жена завоевателя

— Думаю, я знаю, чего хотел отец, Фальк. Я думаю, он хотел, чтобы шкатулка досталась Гриффину.

— Ну конечно, он хотел этого.

Она посмотрела на него так, будто он сообщил ей, что собирается стать алхимиком.

— Но, Фальк, почему ты не говорил мне об этом раньше?

— Я понятия не имел о том, что вас это заинтересует, — ответил он с достаточно убедительным изумлением и даже возмущением. — Я не думал, что вы понимаете, что это не просто шкатулка.

— Я и в самом деле не понимала. Да и сейчас не понимаю. А теперь она у Марка. Что бы там в ней ни было.

Фальк ответил ворчливо:

— Я бы не стал на вашем месте особенно беспокоиться, миледи. Язычник позаботится обо всем, что хочет иметь у себя дома.

Она открыла было рот, чтобы добавить что-то еще, но лишь покачала головой.

— Что бы это ни было, теперь уже не имеет значения. Мы просто подождем и увидим, что принесет завтрашний день.

— Да, миледи.

Она снова прислонилась плечом к дверной раме, а Фальк к стене. И оба принялись смотреть в дальнее окно. Буря ревела и сотрясала стены точно так же, как в ту ночь год назад, когда она влюбилась в Гриффина и была с ним на сотрясаемом порывами ветра постоялом дворе.

— Да, — сказала она задумчиво. — Разве ты не видишь, Фальк? Вад. Га. Со. Я думала, что это значит что-то вроде «отдать». Отдать шкатулку. В этом нет сомнений. Но, должно быть, это было имя «Гриффин Соваж». «Отдать Соважу».

Она помолчала.

— Конечно, я не совсем понимаю, что значит «Вад».

— Выйти.

Гвин медленно повернула голову:

— Что?

— Выйти замуж, за Гриффина Соважа.

Она стояла в прихожей возле комнаты лорда. Эдмунд смотрел на нее умоляюще. Несмотря на все несчастья и потрясения последнего дня, его наивная серьезность была для нее благотворным бальзамом.

— Вы сможете сделать это должным образом, миледи?

Она с улыбкой положила руку ему на плечо.

— Я приложу все усилия. Потом посмотрела на дверь.

— Иди и раздобудь еды, Эдмунд. И найди моего писца. Пусть он научит тебя сыграть несколько нот на цимбалах.

Она снова улыбнулась:

— Нам в этой башне не помешало бы немного музыки, Эдмунд. Ты так не думаешь?

Он ответил энергичным кивком.

— Можешь сделать это для меня?

Он выпятил грудь.

— Будьте покойны, миледи, — пообещал мальчик и убежал.

Гвин перевела дух, повернулась и легонько постучала в дубовую дверь спальни.

— Милорд, — позвала она, чуть повысив голос. — Это я. Последовала пауза. Потом дверь широко распахнулась.

В двери стоял Алекс.

— Входите.

С полминуты они смотрели друг на друга, не отводя глаз, как противники, готовые к перемирию, потом Гвин кивнула и прошла мимо него в свою спальню. Гриффин поднял голову.

Его волосы были влажными и прилипали к голове темными прядями. Одет он был в штаны и тунику, вытканную из льна и шерсти. Мягкая ткань облегала его плоский живот и мощные бедра и ниспадала почти до колен. Он сидел за маленьким столом, за которым они много вечеров играли в шахматы, на котором он не раз раскладывал манускрипты и где однажды овладел ею.

— Входи, Гвиневра.

Его глубокий раскатистый голос скорее, чем слова, заставил ее пройти в глубину комнаты. Она сделала несколько неуверенных шагов.

— Милорд. Я не собиралась тебе мешать. Я пришла только… О! У тебя шкатулка отца! — сказала она тихо.

— Да.

— Когда ты ее нашел? Где? Я думала, она у Марка…

Гриффин глубоко вздохнул, и грудь его всколыхнулась от вздоха.

— Я нашел ее неделю назад.

— Какая красивая, — пробормотала она и дотронулась до нее. — Ты нашел в ней письма отца?

— Я нашел письма своего отца.

— Что?

Он кивнул.

Она покачала головой.

— Почему же отец отдал ее мне, чтобы я ее хранила, если она не… — Гвиневра замолчала и тяжело, со стуком опустилась на стул. — Эта шкатулка должна принадлежать тебе. Твоей семье. Она принадлежит Эверуту, а мы, — закончила она с горьким смехом, — мы никогда не принадлежали Эверуту.

— Зато теперь принадлежим.

Ее глаза снова наполнились слезами.

— Еще нет, — сказала Гвин ломким трепетным голосом. — Наша свадьба будет только утром. И, возможно, раньше Генрих отрубит мне голову.

— Генрих не станет рубить нам головы. Ты не совершила измены. Ему.

— Могу я кое-что спросить, Гриффин?

— Гвиневра, — ответил он тихо, — теперь не то время, чтобы проявлять робость. Ты можешь спрашивать о чем угодно.

Она кивнула, соглашаясь, готовая поддержать его, что бы он ни говорил, только бы обращался к ней, смотрел на нее и хоть как-нибудь, хоть отдаленно, был с ней связан, но следующие его слова вызвали у нее оторопь.

— Пора прекратить лгать нам обоим — и тебе, и мне.

Она хотела было кивнуть, но вместо этого брови ее взметнулись вверх:

— Ты лгал?

Он взмахнул рукой над столом, указывая на шкатулку и разложенные на столе безделушки:

— Я лгал.

Она с трудом выдохнула:

— Ну едва ли это идет в счет.

— О, еще как идет, — возразил он мрачно.

По столу были разбросаны вещицы, которые она так часто брала в руки и столько раз перебирала, остатки бог знает чего — кольцо и обрывки ткани, локон и письма на пергаменте, которые она не могла прочесть. А теперь кожаный шнур, который Гриффин постоянно носил на шее, тоже лежал на столе, свернутый в кольцо, и к нему был привязан маленький серебристый ключик.

Она потянулась к нему.

— Еще один ключ. Откуда?

— От де Луда.

Она чуть не рассмеялась.

— Что?

Гриффин бросил взгляд на Алекса.

— Де Луд дал его мне.

— Головорез Марка отдал тебе ключ, который я потеряла год назад в Лондоне? — изумленно попыталась она уточнить.

— Это так. У него есть дочь. Через какое-то время он пришлет сюда к нам свою девочку.

Теперь она рассмеялась коротким изумленным смехом, раздумывая, потом сказала:

— Значит, у тебя их два.

— Он сам ключ, — послышался из тени голос Алекса.

— Не понимаю, что это значит, — возразила она немногословно.

Серые глаза Гриффина неотступно смотрели на нее. Все плоскости его лица были высвечены огнем жаровни и заштрихованы тенями. Он не двигался, но заполнял всю комнату своим присутствием, а она потеряла его, потеряла…

— Там внизу есть отделение, закрытое на ключ, — сказала она прерывающимся голосом. — Ты не можешь его видеть, но оно там есть, с краю.

Она протянула вперед палец, указывая на него. В комнате наступила оглушительная тишина. Она медленно подняла взгляд к изумленному лицу Гриффина.

— Что? — Его голос звучал глухо, резко и недоверчиво.

Она кивнула.

— И ты заглядывала внутрь, Гвиневра? — В голосе и словах его прозвучало еще большее недоверие.

— Конечно.

Он стремительно подался вперед:

— Как же ты это сделала?