Джудит МакУильямс - Больше, чем страсть

Должно быть, Питершем ошибся. Филипп инстинктивно отрицал такую вероятность. Он не мог видеть там Маргарет. Ей не только совершенно незачем нанимать карету, у нее даже нет на это денег. Разве только…

Ледяная дрожь пробежала у него по спине, когда он внезапно вспомнил о деньгах, которые обычно хранил в столе в своем кабинете. Она об этом знает. Она видела, как он брал оттуда деньги.

— Вы, должно быть, ошиблись, — сказал Филипп.

— В свое время у меня был хороший глаз на леди, — возразил Питершем. — Может статься, теперь.я староват для этого, но смотреть человек может, как бы стар он ни был. А на леди Чедвик очень даже стоит посмотреть. Нет в Лондоне другой женщины, которая сравнилась бы с ней. Если вам по вкусу блондинки. Иногда у женщин появляются странные идеи, — продолжал Питершем. — Совсем нелогичные в отличие от нас, мужчин.

«Только не у Маргарет», — мысленно возразил ему Филипп. Ее поступки всегда четко обоснованы. По крайней мере с ее точки зрения. Сложность же состоит в том, покажется ли ему обоснованным то, что она делает.

Сердце у него упало, все внутри мучительно задрожало. Неужели его варварские ласки вызвали у нее такое отвращение, что она решила убежать от него? Или она убежала с кем-то?

Это не мог быть Гилрой, поскольку Филипп знал, где он находится — во Франции, теперь уже благополучно женат на мадам Жиро. А больше никого и не было…

Внезапно перед его мысленным взором возникло вкрадчиво улыбающееся лицо Дэниелса. Маргарет общалась с ним на всех балах, на которых они бывали. Могло ли это означать нечто большее, чем простую вежливость? Не увлеклась ли она этими фатовскими полированными манерами?

Филипп представил себе Маргарет в объятиях Дэниелса, и его охватила убийственная ярость. Маргарет принадлежит Филиппу. Потому что он любит ее. Он был потрясен, осознав это. Эта мысль словно взорвалась в его голове, и он похолодел.

— Возможно, это ничего не значит, — проговорил Питершем, видя, что Филипп молчит. — Но я решил, что «умному достаточно…» и все такое… — Питершем прочистил горло и поспешно удалился.

Филипп почти не заметил его ухода. Он был слишком погружен в это неожиданное и совершенно нежелательное открытие.

Может быть, на самом деле он и не любит Маргарет. Он уцепился за эту надежду. Его отношение к ней не имело почти ничего общего с тем, что он чувствовал к Роксане. У него не было ни малейшего желания поставить Маргарет на пьедестал и обожествлять ее; ему хотелось положить ее в свою постель и ласкать. Он был вовсе не склонен просто любоваться ее красотой, как это было с Роксаной.

Нет, она была ничуть не менее красивой, чем Роксана, но почему-то красота Маргарет составляла не такую уж существенную часть того, чем она была. Гораздо сильнее его интересовал ее острый ум. С ней можно говорить не только о модах или последних сплетнях и быть уверенным не без причины, что получишь разумный ответ. Он не всегда соглашался с ее анализом ситуации, но по крайней мере мог понять ее доводы. А это гораздо больше, чем то, на что было способно подавляющее большинство известных ему людей, будь то мужчины или женщины.

И Маргарет добра — но это не та бездейственная доброта, которая ломает руки над случившимся несчастьем и плачет, Ее доброта практична. Он вспомнил ее попытки найти возможность для Неда содержать семью; вспомнил, как она защищает Аннабел.

Филипп нерешительно потер лоб, придя наконец к выводу, что в данный момент не имеет значения, что именно он чувствует к Маргарет. Сейчас важно выяснить, прав ли Питершем; действительно ли то была Маргарет, нанимавшая экипаж в «Пере и голубе». Потому что, если это так, он должен найти ее и сказать ей… Что сказать?

Что она должна вернуться к нему, потому что он ее любит? Она ни за что ему не поверит. После того, как он заставил ее выйти за него замуж! После того, как набросился на нее в карете! Он и сам-то с трудом верил в это.

«Не важно, — сказал он себе. — Сначала нужно найти ее, а потом уже думать, что ей сказать»,

Ринувшись на улицу, он поймал извозчика. Может быть, предложить ей начать все сначала? Попробовать что-то сделать из их необычного брака?

— Приехали, милорд.

Извозчик остановился у парадной двери его особняка, и Филипп бросил ему монету, спрыгивая на землю. Взбежав по ступенькам, он распахнул дверь, не обращая внимания на неодобрительное выражение, появившееся на лице Комптона от такого нарушения этикета.

— Леди Чедвик здесь? — спросил Филипп.

— Миледи ушла из дома около трех часов назад, милорд. Филиппу показалось, что ужас пронзил его насквозь. Похоже, Питершем прав.

— Миледи сказала, что она хочет нанести визит Мейнуарингам, — добавил Комптон.

— Скажите Дженнингсу, что я хочу его видеть. — С этими словами Филипп направился к своему кабинету, но следующее сообщение Комптона остановило его.

— Ее светлость не взяла ни одну из карет вашей светлости. Она наняла извозчика, — уточнил Комптон. Филипп стоял, глядя на него через плечо.

Потому что она не хотела, чтобы его кучер знал, куда она направляется. Объяснение напрашивалось само собой. И не окажись на том постоялом дворе Питершема, он ничего не знал бы. Филипп вошел в кабинет и захлопнул за собой дверь, дав выход своим опасениям и рухнувшим надеждам. От удара на камине задребезжали китайские безделушки, но ему это не принесло успокоения.

Поспешно подойдя к письменному столу, Филипп рывком выдвинул средний ящик и достал шкатулку, в которой хранил наличные деньги. Когда он увидел трещины вокруг замка, губы его сжались. Маргарет открыла ее, и не очень аккуратно. Как будто ее не беспокоило, что он узнает. Потому что она не намеревалась возвращаться. Ему стало так больно, что даже закружилась голова.

В бессильном отчаянии он швырнул сломанную шкатулку на стол. Ее внезапный побег — совершенно бессмысленная вещь! Маргарет так твердо решила сделать из него отца Анна-бел; она даже начала учить девочку играть в шахматы. Если она собиралась убежать, с какой стати было усложнять себе жизнь, пытаясь подружиться с Аннабел, да еще втягивать в это дело его? А как же ее обещание вывезти в свет уитменовскую дочку? Как могла она бросить его среди всех этих обязательств?

Не потому ли, что их перевесила ее неприязнь к нему? Он опустился в кожаное кресло, совершенно подавленный выводом, который напрашивался сам собой. Неужели она до такой степени возненавидела его?

Неожиданно лицо его потеплело: он вспомнил, какие чертики плясали в ее глазах, смотрящих на него поверх шахматной доски после выигранной партии. Не похоже было, что тогда она испытывала к нему неприязнь.

Он зря теряет время. Нет иного способа понять, почему она уехала, как только попытаться настигнуть ее и расспросить.