Джессика Трапп - Грешные удовольствия

Он сделал еще одно движение пальцем, и она вздрогнула. Ее потрясло, что у нее нет никакой возможности противостоять его ласкам, но была готова оставаться в такой позе вечно.

Однако эта мысль отрезвила ее. Она полагала, что ему было необходимо ее послушание, пусть даже вынужденное. Но сейчас поняла, что он хочет сломить ее волю и стать хозяином, как если бы она была его любимым домашним животным.

Унизительно! Отвратительно!

Она открыла было рот, чтобы заявить, что их сделка расторгнута.

— Я согласен на твои условия, — сказал он. — Земля останется в вашей собственности до ноябрьского турнира в Мартынов день, где твоему брату будет дана возможность возместить мне ущерб. Твой отец не будет отправлен в Лондон, а останется с моим братом, а у твоих сестер будет возможность выбрать себе мужа по желанию.

Она ничего на это не ответила, но решила, что, если ей удастся связаться с братом, они смогут исправить положение. Потом она найдет способ сбежать. Она не может оставаться здесь и позволить этому человеку одержать над ней верх.

Ей придется быть очень осмотрительной. Она разрешит ему доступ только к своему телу, но сохранит свою Душу.

Глядя на ее гладкие округлые ягодицы, Джеймс с трудом подавил в себе искушение спустить штаны и погрузиться в нее, понимая, что она не готова. Ее поза, которая делала ее доступной любому его желанию, лишила его самообладания. Он хотел овладеть ею прямо сейчас, не теряя времени на то, чтобы снять с нее кандалы или хотя бы уменьшить ее унижение от того, что он насилует ее прямо в цепях.

Он подержал ее еще несколько секунд в этом положении. Ее тихие стоны возбуждали в нем самые низменные инстинкты.

Эта женщина лишила его рассудка. Неужели он оказался настолько глуп, что согласился позволить ее семье сохранить за собой землю?

Желание владеть ею, заниматься с ней любовью вскружило ему голову. «Она твоя. Бери ее. Она жена, которую можно не спрашивать, а не любовница, которую надо соблазнять. Она уже дала свое согласие».

Бренна дрожала, наверняка испытывая страх. Но и ее дрожь не всегда свидетельствовала о том, что она боится. Он доставит ей удовольствие позже, а пока он возьмет то, что ему принадлежит. За ней слишком много обмана, и, стало быть, нечего ее жалеть.

Джеймсу вдруг захотелось сказать, чтобы она еще выше задрала юбку и встала на колени. Но эта мысль его ужаснула, и он рывком поставил ее на ноги. Такого рода страсти могут подорвать его строго контролируемые правила поведения, а он с таким трудом вырабатывал их для себя многие годы.

Цепи звякнули. Небольшой чепец упал у нее с головы на пол. Завитки рыжих волос закурчавились вокруг головы.

Вздрогнув, она поспешно прикрыла руками голову и наклонилась, чтобы поднять чепец. Но цепи лишили ее равновесия, и она упала на пол.

— Какого черта! — Он наступил сапогом на чепец, чтобы не дать ей поднять его, а самому получше рассмотреть ее непокрытую голову.

Она не пыталась встать, а задрожала и просто прикрыла голову руками.

Боже! Ее волосы выглядели ужасно. Неровные. Лохматые. Было такое впечатление, будто их стригли с помощью алебарды.

— Что случилось с твоими волосами, черт возьми? — прорычал он. Может, ему подсунули в качестве невесты больную чумой? Может, поэтому сестры поменялись местами?

Бренна смотрела на него испуганным взглядом, словно ждала, что он побьет ее или откажется от компромисса, за который она так отчаянно боролась.

— Ты больна?

— Нет.

— А болела?

— Нет.

— У тебя чума?

— Нет.

— Оспа?

— Нет!

Он навис над ней, пытаясь запугать ее и узнать правду.

— Клянусь, Бренна, если ты опять меня обманываешь и мне подсунули зараженную чумой жену…

— Нет у меня никакой чумы. Я просто их обрезала. Ее горячность застала его врасплох. В ее глазах стоял неподдельный страх. Она по-прежнему прикрывала руками голову.

Он чуть было не рассмеялся. Она дерзила, когда он привязал ее к колоде, сердилась, когда он надел на нее кандалы, а теперь… она боится показать свои волосы?

Неужели он никогда так и не поймет женщин? Он протянул руку к одному торчащему завитку. Она резко дернула головой:

— Не надо.

— Ты обещала, что позволишь мне прикасаться к тебе так, как захочу. Ты уже об этом забыла? Сними руки с головы.

Девушка сглотнула. Ее щеки горели. Она опустила руки и повернула к нему лицо.

— Как пожелаете, милорд, — сказала она смиренно, но в ее глазах он увидел все ту же вызывающую дерзость.

Этот жест, видимо, дорого ей стоил, подумал он. Возможно, даже больше, чем предстоящая потеря девственности.

— Встань передо мной на колени.

Бренна повиновалась, но по ее лицу пробежала тень страдания. Цепи снова тихо звякнули, когда она переменила позу, встав перед ним на колени.

Он взял прядь ее волос и потер ее между пальцами. Она дрожала от страха, а он не понимал почему.

Волосы были мягкие и пахли так, как пахла она, — красками и скипидаром. Странные запахи для женщины, но, тем не менее, ей они подходили.

— Ты нарочно их так отстригла?

Она кивнула. Она выглядела такой уязвимой, что он удивился, куда подевалась ее смелость. Наверное, ему следовало сорвать с нее ту дурацкую свадебную шляпу еще в большом зале, как это сделал Годрик с Мейрионой.

— Зачем ты это сделала? Что случилось? — спросил он, но гораздо мягче.

У нее задрожали губы.

— Я отрезала их, чтобы предотвратить свадьбу своей сестры с человеком, который ей не подходил.

Бренна передернула плечами, будто ей было холодно. А может быть, для того, чтобы избавиться от унижения. Он удивленно поднял брови.

— У тебя такая привычка — предотвращать замужество сестер?

У нее в глазах стояли слезы, но она улыбнулась:

— Похоже, что так.

— Не хитри со мной, Бренна, — предупредил он.

— Это было год назад. Он был очень плохим человеком.

— Таким, как я?

— Нет. Гораздо хуже.

Девушка глубоко вдохнула, и на мгновение он испугался, что она разревется. Но она прикрыла рот рукой, словно не собиралась признаваться в том, что кто-то может быть хуже его.

Он отвел ее руку ото рта.

— Расскажи мне о той свадьбе, которую ты предотвратила. Это тогда у тебя остался на лице шрам?

— Нет. Этот шрам у меня с детства. А замуж должна была выходить Гвинет…

В этот момент она показалась ему еще более обнаженной, чем когда он перекинул ее через руку и задрал юбку. Напряжение от ожесточенной борьбы и странной страсти, вспыхнувшей между ними, видимо, сказалось на ней сильнее, чем она предполагала. Он хотел, чтобы ее унижение было полным, но когда он увидел ее распростертой на полу, напуганной тем, что стали видны ее уродливые волосы, он понял, что не добился победы.