Хейвуд Смит - Любовник ее высочества

Знает ли бедная девушка, что, войдя в круг семьи Харкурт, она попадает в змеиное гнездо? С удивлением он обнаружил в себе прилив симпатии и сочувствия к ней.

Почему он так переживает за нее? Ведь она может оказаться такой же колкой и лживой, как Патриция, или же бездумной и безвкусной, как его мачеха Элен.

Что-то в ее глазах говорило, что это не так.

Его размышления были прерваны Брусселем, который тихо прошептал Антуану:

– Она держится так, будто подкрепилась ради такого особого случая изрядной дозой вина для уверенности. Ты тоже так выглядишь, Антуан, когда слегка перепьешь.

Полный ярости сверкающий взгляд Филиппа стер с лица Брусселя усмешку, но выражение пренебрежения на нем осталось.

Смутившись, Антуан попытался смягчить неловкость:

– Она очень мила, Филипп. Просто слишком скромно держится. Это пройдет со временем и с возрастом.

Филипп обернулся, чтобы еще раз взглянуть на свою невесту, которая теперь скованно вытянулась, стоя перед маршалом. Маршал очень снисходительным тоном представил ее своей жене:

– Моя дорогая Элен, позволь тебе представить Анну-Марию Бурбон-Корбей, нашу будущую невестку. Анна-Мария, моя жена, герцогиня Харкурт.

Девушка быстро и неловко присела в реверансе. После того как маршал так же небрежно представил ее Генриху и Патриции, она совсем сникла, чувствуя себя еще более неуверенно. Когда она обернулась, Филипп заметил, что ее огромные карие глаза стали влажными от сдерживаемых слез.

У нее был такой испуганный и затравленный взгляд, будто ее со всех сторон окружала злобная свора собак. Сравнение было не в ее пользу. Его невеста двигалась как манекен и выглядела как разукрашенная деревянная кукла, выставленная напоказ в зале.

И все-таки, несмотря на неуверенность, в ней было что-то особое. Филипп подумал, пока она приближалась к нему, что она, вероятно, умна, но в ее глазах нет даже намека на хитрость или злобность. Чем-то она неуловимо напоминала его маленькую сестричку Элизу. Странно. Они были такими разными. Элиза светлая, как весна, радостная, как первые дни мая, а здесь все в красновато-коричневых и желтоватых оттенках сумрачной осени.

Энни знала, что женщины перешептываются о ней, прячась за своими веерами, и после снисходительного тона маршала было ясно, о чем, но она и не питала особых надежд на успех, стараясь только держаться достойно. Сначала она очень боялась, но теперь ей стало легче. Было бы удивительно, если бы она сумела держаться так же легко и свободно, как герцогиня или виконтесса.

Маршал повернулся к трем мужчинам возле камина, и любопытство заставило ее забыть все свои страхи. Наконец-то ее представят тому, кому она предназначена.

Маршал объявил:

– Филипп, позвольте представить вам вашу невесту. Анна-Мария, мой младший сын, герцог де Корбей.

Высокий стройный офицер с темно-синими глазами, волосами цвета воронова крыла, с чисто выбритым подбородком шагнул навстречу, и ей показалось, что над ней засияло голубое небо.

Филипп видел, как в глазах его невесты исчезает испуганное выражение. Она явно стала спокойнее. Улыбка, появившись на лице, преобразила его, из простоватого оно стало почти хорошеньким. Он взял ее за руку и поклонился:

– Я ждал этого момента с величайшим нетерпением.

– Я также, ваша милость. – Ее голос, полный и глубокий, заставил его опять вспомнить об осени, произношение было неожиданно аристократично.

Коснувшись ее руки, он почувствовал едва заметную дрожь. Девушка явно старалась преодолеть боязнь. Филиппа захлестнул прилив симпатии к ней. Такая уязвимость легко может сделать ее легкой добычей в салонах Парижа и королевском дворе. Филипп пообещал себе, что сделает все, что только можно, чтобы помочь своей невесте. Он слегка сжал ее пальцы.

Она, похоже, его поняла. Нервная дрожь рук успокоилась, но в глазах исчезло всякое выражение. Она спряталась за защитной маской. Он это понял, поскольку и сам часто этим пользовался. Впервые с тех пор, как он увидел свою невесту, он почувствовал к ней интерес. За этой намеренно надетой маской скромности скрывается… что? Он задержал ее руку в своей дольше, чем допускал придворный этикет.

Может быть, все это и не будет таким уж тяжелым испытанием. Он мог поклясться, что через их сцепленные пальцы идет еле уловимый и приятный ток.

Дверь залы открылась.

– Обед подан, – объявил слуга.

При словах дворецкого у нее опять задрожали пальцы, она испуганно вцепилась в руку Филиппа. Он взял ее под локоть и медленно повел через залу. Она была так молода. И если ее манеры за столом будут столь же провинциальными, то долг Филиппа, как хозяина, помочь ей и сгладить ее неловкость.

Он не собирался позволить сделать ее предметом насмешек и прошептал ей на ухо:

– Пойдемте, мадемуазель, прошу вас. Я не хочу, чтобы вас посадили рядом с моей мачехой, как было намечено. Мы будем сидеть рядом. Я не собираюсь лишать себя вашего милого общества.

Энни приняла его любезное приглашение, сказанное шепотом, с огромной благодарностью. Теперь, зная, что он не оставит ее одну, она могла храбро поднять голову перед новым тяжелым испытанием.

Они вошли в огромное помещение, и взору Энни представилось целое море серебра, фарфора и изысканного хрусталя. Она резко остановилась, из головы вылетело все, что она узнала за часы обучения с сестрой Жанной. Но когда безрассудная паника почти поглотила ее, она вдруг почувствовала мягкое пожатие сильной, тонкой руки, держащей ее локоть. Она посмотрела в глубокие синие глаза Филиппа и, увидев в них понимание, стала увереннее.

Голос младшего герцога звучал мягко и успокаивающе:

– Если вам что-то не понравится, мадемуазель, скажите мне, и я все исправлю.

Слуги слегка засуетились вокруг, когда он усадил Анну-Марию на почетное место возле маршала.

Сам маршал восседал на роскошном резном кресле во главе стола. Он сухо буркнул:

– Вы нарушаете порядок, Филипп. Мы собирались посадить Анну-Марию рядом с Элен, чтобы они могли спокойно поболтать.

– Я уверен, отец, что и вы, и я в равной мере хотим развлечь нашу гостью. – Филипп поднял брови и позволил себе чуть улыбнуться. – Кроме того, Анна-Мария наша почетная гостья, и мы не можем посадить ее на дальнем конце стола. – Не обращая внимания на изумление слуг, стоящих позади кресел, Филипп решительно уселся рядом с Анной-Марией.

Хотя маршал больше не возражал, Энни заметила угрожающий блеск во взгляде, который отец бросил на сына. Очевидно, что эти два человека не доверяют друг другу, а возможно, и полны ненависти. Энни решила впредь держаться подальше от маршала. Она и Филипп должны быть союзниками, и никто больше им не нужен.