Виктория Холт - Королева из Прованса

– Милорд, мы с вами прекрасно понимаем, что это значит! – вскричал Эдуард. – Монфор боится битвы, вот почему он запел о мире.

– Милорд, – вставил слово гонец, – бароны согласны выплатить в вашу казну тридцать тысяч марок, если стороны придут к соглашению.

– Тридцать тысяч марок, – задумчиво произнес король, и глаза его блеснули.

Мирный исход при таких условиях был бы равнозначен его победе. Все бы говорили, что Монфор испугался битвы и откупился.

Но Эдуард весь кипел от возмущения.

– Я отомщу за оскорбление, нанесенное моей матери!

– Его нанесли не бароны, милорд.

– Но лондонцы прислали Монфору свой полк! Жители этого города – наши давние враги. Вспомните, отец, они всегда были вам враждебны. А оскорбление, нанесенное королеве, простить невозможно. Я буду презирать себя до последнего дня своей жизни, если уклонюсь от битвы.

Как благородно смотрелся статный, высокий принц, каким гневом пылало его лицо, обрамленное золотистыми локонами! Настоящий небожитель, подумал король. И это мой сын!

Но тридцать тысяч и обещание мира…

Эдуард весь кипел:

– Да что это будет за мир?! Они все равно не оставят нас в покое. Нет, отец, давайте решим эту проблему раз и навсегда. Победа близка. Если бы бароны нас не боялись, они не заговорили бы о мире. Не давайте себя обмануть!

Молодой Генрих Корнуэлльский взглянул на своего отца. Он считал, что разумнее было бы договориться с Монфором, ибо граф Лестер – человек храбрый и мудрый, он не желает Англии зла. Если бы не родственные узы с королем, молодой Генрих охотнее встал бы на сторону Монфора. Но нельзя же идти против собственной семьи? Вот почему молодой человек смотрел на своего отца. Ричард – человек умный и опытный, он примет верное решение.

Но римский император колебался. Он чувствовал себя неважно, опять нахлынула проклятая апатия. В конце концов, английские распри затрагивали его интересы лишь косвенно. Да, Ричард пришел на выручку брату, он не хотел, чтобы Генрих лишился короны. Очевидно, разумнее было бы договориться с Монфором и избежать кровопролития. Но сил спорить с Эдуардом у императора не было, и он промолчал.

Юный Генрих понял все без слов. Он знал, что отец в последнее время прихварывает все чаще и чаще. Периоды кипучей деятельности сменялись вялостью и потерей всякого интереса к жизни.

Итак, Ричард ничего не скажет, а Эдуард тем временем продолжал страстно убеждать своего отца: победа близка, потомки будут прославлять героев сражения при Льюисе.

Король заслушался сына, залюбовался им.

– Слышали, что сказал милорд Эдуард? – обратился он к гонцу. – Ступайте к своим начальникам и скажите, что мы не принимаем их предложения.

Битва с самого начала сложилась в пользу королевской армии, которая была сильнее и многочисленней войска баронов. Генрих подумал, что Эдуард оказался прав. Не нужно никаких переговоров. Ричард был умелым воином и хорошо руководил своим полком. Юный Генрих все время держался рядом с отцом, а лучше всех сражался принц Эдуард. Какой полководец растет из мальчика, думал король. Прирожденный вождь, за которым люди пойдут в огонь и в воду.

Победа представлялась несомненной.

Эдуард тоже был уверен, что сражение выиграно. Он лично возглавил кавалерийскую атаку. Принца было видно издалека – он выделялся и статью, и ростом.

– С нами Долговязый! – орали солдаты, следуя за своим командиром.

Эдуард чувствовал себя счастливым. Пусть отец видит, какой храбрый у него сын. Пусть забудет раз и навсегда о подозрениях, некогда омрачивших их отношения.

В гуще схватки Эдуард увидел рядом с собой кузена Генриха Корнуэлльского, который в пылу боя потерял из виду отца.

Эдуард махнул брату рукой. Как хорошо, что они вместе, что их по-прежнему связывает крепкая дружба!

Тут внимание принца привлек отряд всадников, скакавших ему навстречу. Это были лондонцы, и возглавлял их Хастингс.

У Эдуарда чуть сердце не выскочило из груди. Вот они, злейшие его враги, те самые, кому он так жаждал отомстить.

Принц бросился на ненавистных лондонцев с такой яростью, что те отпрянули.

– Вперед, на них! – кричал Эдуард.

Генрих хотел остановить его, ибо гнаться за лондонцами не было никакого смысла – они и так бежали сломя голову. Но Эдуардом двигала месть.

– Вперед, вперед! – надрывался он.

Генрих пустил коня галопом вслед за кузеном, вся конница последовала за принцами.

Лондонцы пытались спастись, но Эдуард не прекращал погони. Он решил жестоко наказать обидчиков своей матери.

– Месть! За королеву! Смерть лондонцам!

Поле было покрыто телами, но Эдуарду все казалось мало. С именем королевы на устах он разил направо и налево, все дальше и дальше удаляясь от поля битвы.

Неподалеку от Кройдона отчаявшиеся лондонцы запросили пощады. Многие лошади, не выдержав погони, пали. Однако принц был непреклонен и перебил всех до последнего человека.

– Вот вам за королеву! – повторял он. – Вот вам за благороднейшую из женщин!

Наконец шум побоища стих. Повсюду на залитой кровью траве валялись трупы. Люди Эдуарда устали, лошади валились с ног.

Только теперь принц вспомнил, что сражение еще не закончено.

Нужно возвращаться к Льюису, чтобы насладиться плодами победы. Как обрадуется отец, узнав, что обидчики Элеаноры сполна заплатили по счету!

Кузены бок о бок скакали по дороге, возвращаясь к Льюису.

– Зря мы удалились с поля боя, – вздохнул Генрих.

– Что вы имеете в виду, кузен? Должны же мы были отомстить врагам моей матери. Пусть все знают, что я не позволю оскорблять моих близких.

– Король рассчитывал на нас.

– Ерунда, ведь битва выиграна. Остается лишь разделить добычу.

Увы, Эдуард ошибался.

Когда он пустился в погоню за лондонцами, битва еще не была выиграна, и отсутствие королевской конницы самым губительным образом сказалось на положении дел.

Король и его брат император попали в плен к мятежникам, а когда к полю битвы вернулись принцы, враги окружили их со всех сторон и принудили сложить оружие.

Так сражение, почти выигранное королевской армией, закончилось полным разгромом Генриха – и все из-за наследного принца, который, увлеченный жаждой мести, оставил фланг неприкрытым.

Симон де Монфор торжествовал победу.

В сражении при Льюисе полегли пять тысяч человек, а король отныне был пленником своих баронов.

Симон де Монфор встретил Генриха весьма почтительно и сказал, что не желает королю зла.

– Я никогда не забуду, что вы наш монарх, – сказал он.

– И все же вы посмели захватить меня в плен!

– Вам будут оказывать должное уважение. Но поймите – страна истосковалась по справедливости. Бремя налогов задушило торговлю и ремесла. Жадные чужеземцы высасывают кровь из нашего королевства. Вот почему мы взялись за оружие.