Виктория Холт - Любимицы королевы

Бленхейм оставался недостроенным, хотя на него были истрачены громадные деньги; общая его стоимость составляла триста тысяч фунтов, и хотя четыре пятых этой суммы выплачивало государство, одну пятую приходилось вносить супругам Мальборо. Поэтому Сара твердо верила, что имеет полное право вмешиваться в ход работ.

Ссорясь с Ванбру, Кэдоганом и внучками, Сара не скучала. Джон об этих раздорах ничего не знал, герцогиня постоянно уверяла его, что все хорошо. Она не хотела ничем его беспокоить и, когда случались рецидивы болезни, не отходила от мужа ни днем, ни ночью.

И не оставляла без внимания внучек. Они уже подрастали, в разных ее домах не прекращались развлечения. Весело было ставить спектакли, потому что Джон любил смотреть, как играют внучки. Для него ставили «Все за любовь» и «Тамерлана».

Сара убирала в пьесах слишком вольные места и лишь после этого позволяла детям их ставить.

— Произносить неприличные слова у себя в доме я не позволю, — предупредила она их. — И не потерплю неподобающих ласк и объятий, хоть вы и скажете мне, что так положено по пьесе.

Они ссорились, и зачастую резкие слова долетали до ушей сидевшего в кресле герцога. Ссоры там, где находилась Сара, были неизбежны, с этим приходилось мириться. Такова уж была ее натура. А ему лучше было слышать гневный голос жены, чем не слышать его совсем.

Сара временами торжествовала по случаю победы над кем-то из врагов, временами выходила из себя. Боялась, что, когда муж умрет, у нее не останется ни единого близкого человека. Постоянно затевала ссоры, обе дочери находились с ней в натянутых отношениях. Ее это расстраивало, но она не могла обуздать свой резкий язык — и они тоже. К тому же обе были уже не в том возрасте, чтобы испытывать перед ней трепет. У нее имелись любимицы среди внучек, но и с ними случались осложнения, а со временем разногласий должно было стать больше.

Деньги она любила так же, как и муж. Он задумывался, не у него ли она заразилась жадностью. Они были богаты и продолжали богатеть. Сара вовремя продала свои акции «Компании южных морей». Когда компания лопнула и многие стали плакаться, что разорились, герцогиня хвасталась, что нажила сто тысяч фунтов. Да, они разбогатели, но Саре это счастья не принесло.

Она жила в постоянной тревоге за Джона, и, хотя ее усердная забота утешала его, даже он, преданно любящий свою Сару, из-за нее чувствовал себя иногда неловко. Если она не соглашалась с врачами, то грозилась сорвать с них парики и выгнать на улицу. Говорила, что они бестолковые ничтожества, когда ей казалось, что лекарства не помогают Джону.

Дочери — Генриетта, леди Годолфин, и Мэри, герцогиня Монтегю, — не отличались нежным характером своих покойных сестер, решили, что больше не позволят ей грубо обращаться с собой, и неизменно навещали отца, когда матери не бывало дома.

Джон пытался разубедить их, говорил, что мать обидится.

— Дорогой папа, — ответила Генриетта, — оставь, пожалуйста. Мы уже не дети и не позволим обращаться с собой, как с детьми.

— Мать думала только о вашем благе.

Мэри поцеловала его.

— Ты добрейший человек на свете, но в том, что касается матери, слепой. Откровенно говоря, видеться с ней мы не хотим.

Однако замечая, как его огорчают эти слова, они позволяли ему объяснять, какая мама хорошая, и обещали, что постараются понять ее.

Но даже ради отца они не могли терпеть вмешательства Сары в свою жизнь и, видя мать, приходили в ярость почти столь же неистовую, как у нее.

Герцог ощущал сложность создавшейся в доме атмосферы и думал, что это неизбежно. Он женился на любимой женщине, любовь к ней прошла золотой нитью сквозь мрачную паутину его жизни, его любимая будет рядом до конца, уже недалекого. Кроме ее преданности и заботы, он не мог ничего желать.

Все же в доме царил постоянный разлад — и во всех делах тоже. Строительство Бленхейма, отказ Ванбру, неприятности с Кэдоганом, ссоры с Сандерлендом… Там, где находилась Сара, бури были неизбежны.

Сидя в кресле, он слышал семейные ссоры. Резкий голос Сары, спорящей с дочерьми или выражающей презрение к внучкам. Казалось, только леди Ди не вызывала у Сары недовольства.

В конце весны 1722 года Джон почувствовал, что слабеет, и попытался скрыть это от Сары. Нежность его к жене не ослабла со времени первых встреч, и больше всего он беспокоился о будущем жены, так как понимал, что конец его близок. Понимал, что удерживает ее от еще больших безрассудств. Он восхищался ею, считал ее умной, но видел, что она создает неприятности для себя и для всех окружающих.

Что станется с нею, когда некому будет ее сдерживать? Дочери в состоянии помочь ей — если захотят. Но она ни за что не примет их помощи, и они не так уж любят ее, чтобы помогать.

Всякий раз, когда дочери приезжали проведать его, он заводил разговор об их матери, всеми силами старался открыть им глаза на ее добродетели.

— У вас лучшая на свете мать, — говорил он.

Мэри, более откровенная, чем сестра, ответила, что у них лучший на свете отец, и большего им не надо.

Их любовь радовала его, но он, если бы мог, перевел бы эту привязанность на Сару.

Герцог вздохнул. Дочери его силой воли почти не уступали своей матери, и он был уже не в силах пытаться их помирить.

Он сидел в кресле, слушая, как Сара обсуждает его состояние с Сэмюэлом Гартом, врачом, которого она уважала, или насмехается над доктором Мидом, чьи методы лечения считала бесполезными. Он узнал, что возник тревожный слух о том, будто Сара поддерживала Претендента. У нее всегда были враги. Это его беспокоило, но сильнее всего мучило сознание, что он тут ничего не может поделать.

Шел июнь, из окна в виндзорском доме герцог видел зеленый лес, слышал пение птиц. Все было такое свежее, обновленное, а он такой старый, усталый. Ему семьдесят два года. Неплохой возраст для человека, прожившего такую жизнь. Что-то подсказывало ему, что конец близок.

Сара обнаружила его лежащим на кровати и поняла: случилось худшее.

— Джон, любимый мой, — прошептала она.

Он взглянул на нее, язык ему не повиновался, но в глазах светилась преданность, пронесенная через всю жизнь.

— Что я буду делать без него? — негромко произнесла герцогиня.

И тут в ней пробудилась энергия. Послать за Гартом. Где этот глупый Мид? С герцогом опять случился удар.

Генриетта и Мэри ждали в прихожей. Сара вышла из комнаты больного.

— Никаких ссор у его смертного одра, — распорядилась она.

Упрашивать их герцог не мог, он быстро угасал. Дочери в последний раз простились с ним, и Сара вошла, чтобы до конца находиться подле него, как ему бы хотелось.

16 июня 1722 года великий герцог Мальборо скончался.

Тело его выставили для торжественного прощания в Мальборо-хаузе, а потом похоронили с воинскими почестями в Вестминстерском аббатстве.