Карен Хокинс - Ты лишила меня сна

— Хью! — задыхаясь, пробормотала Триона. — Пожалуйста! Я хочу…

Ее ноги сомкнулись у него на талии, и она заставила его войти в нее глубже.

Голова ее откинулась назад, и на мгновение лицо исказилось от боли. Хью продвигался быстро и плавно, продолжая ласкать ее груди, целуя ее и постепенно наращивая темп, пока не почувствовал, что она задыхается и кожа ее становится влажной, приобретая нежно-розовый цвет.

Она была так прекрасна и теперь принадлежала ему полностью.

Внезапно она изогнулась, с придыханием выкрикивая его имя и дрожа всем телом. Он повторил ее движение, чувствуя, как ее мускулы напряглись и сжали его, и ощутил ее жар и влажность. Эта минута, казалось, растянулась до бесконечности, и тело его заболело от напряжения и восторга. Наконец она затихла, ее руки обвились вокруг его шеи. Продолжая крепко сжимать ее в объятиях, он позволил себе шагнуть через край наслаждения.

Много позже Триона открыла глаза и чуть вздрогнула, почувствовав слабое жжение между ног. Но вместе с этим она ощутила радость удовлетворенной страсти. «Так вот как это бывает! Неудивительно, что об этом написано столько стихов!»

Рядом с собой она слышала глубокое и ровное дыхание Хью. Его рука снова лежала поверх ее тела, совершенно расслабившаяся во сне.

Триона с улыбкой оглядела спальню, ставшую теперь ее комнатой. Она была залита солнечным светом. Богатые и теплые тона убранства очень подходили ей: потоки золотистого солнечного света, изливавшегося на кобальтово-синий полог постели, ковер ярко-зеленого и красного цветов, украшавший пол, и мебель красного дерева.

Ее любимым предметом мебели стала кровать. Триона снова улыбнулась. Занятия любовью оказались чрезвычайно увлекательным делом, и она подумала, что у них с Хью это получилось отлично. В первый раз это закончилось довольно быстро по сравнению с двумя последующими, и она могла посетовать только на глубоко гнездящуюся слабую боль и некоторый дискомфорт в промежности, которые почему-то тоже, как ни странно, были ей приятны.

Она вздрогнула при воспоминании об этом и осторожно заставила себя подняться из постели, подложив подушку под руку Хью. Он слегка пошевелился, еще глубже и уютнее зарылся в одеяла.

Во сне он выглядел как мальчишка с этими своими на зависть длинными ресницами. И он был ее мужем. Триона несколько раз пробормотала это слово — «муж», стараясь вникнуть в его изначальный смысл.

Чувствуя себя как-то необычно и глупо, она натянула на него простыни и подошла умыться к тазу возле постели. К ее восторгу, пока она спала, ее одежду вычистили и выгладили, и теперь она была аккуратно развешена в огромном платяном шкафу. Благослови Боже миссис Уоллис!

Триона оделась, сунула ноги в башмачки, потом нашла свои очки на маленьком столике возле умывальника. Она водрузила их на нос и принялась обдумывать ситуацию. Этот утро было началом ее законного брака.

Она пережила скандал, свадьбу и путешествие в Гилмертон, и теперь уже несколько часов пыталась справиться с новым положением госпожи Гилмертон-Мэнора.

Если не считать тоски по дому, она была вполне удовлетворена своим положением. Все, что от нее требовалось, это понять, как управлять таким домом, чтобы найти в нем место для себя на те несколько месяцев, пока не настанет время возвращаться к своей семье.

Домой. Обратно в Уитберн, где братья и сестры встречаются за столом, накрытым к завтраку, смеясь и болтая о планах на день. Вернутся родители, узнают о ее браке и, возможно, начнут беспокоиться о ней. «Сегодня же напишу им письмо и еще одно — Мамушке. Извещу ее о том, что я здесь и скоро позабочусь о ее визите сюда». Триона не представляла, на каком расстоянии находится дом ее бабушки от Гилмертона, но, возможно, не так уж далеко.

Она огляделась в поисках письменного стола, гадая, где найти бумагу и перо. Внезапно кожу на затылке будто закололо, она обернулась и увидела, что Хью смотрит на нее, и от его взгляда все ее тело охватил трепет.

Хью заставил себя сесть, при этом простыня сползла с него до талии. Он потер лицо и зевнул. Потом потянулся и ослепил ее сонной и ленивой улыбкой:

— Доброе утро, жена. Надеюсь, ты спала хорошо.

Триона заметила, что такое обращение ей понравилось.

— Доброе утро. Я спала как убитая. А ты?

От его медлительной чувственной улыбки внутри у нее что-то оборвалось и затрепетало, и это не имело никакого отношения к тому, что она была голодна.

— Я тоже, — сказал он, и в голосе его она различила особую нотку интимности. — Ты отняла у меня все силы. Но их можно снова пробудить. — Он многозначительно улыбнулся.

Она ответила ослепительной улыбкой, хотя ощущала неловкость. Подойдя к дивану, Триона принялась завязывать шнурки своих полуботинок.

— Знаю, что еще рано, но сейчас было бы самое время поговорить о наших планах.

Брови его поднялись, а улыбка потускнела.

— Сказать по правде, я хотел предложить то же самое, потому что… — Он бросил взгляд на часы: — Господи! Уже почти девять!

— Да, — ответила Триона, и щеки ее порозовели. — Мы встаем поздно!

Он отбросил простыни и одеяло, прошел через комнату к окну, раздвинул занавески и выглянул. Должно быть, то, что он там увидел, успокоило его, потому что он издал вздох облегчения прежде, чем подошел к тазу с водой, чтобы умыться.

— Ты кого-то ждешь?

Хью не смотрел на нее.

— После завтрака вернется мой брат Дугал.

— Вернется?

— Он был здесь вчера вечером, но ты уже спала.

— Жаль, что я его не видела.

— Ты познакомишься с ним сегодня. Он часто здесь бывает, когда его жена отлучается в город, а сейчас она уехала на неделю в Эдинбург.

— С нетерпением жду встречи. Он похож на тебя?

— Да, если не считать того, что он блондин. В каждом поколении нашей семьи всегда бывает один золотоволосый ребенок. — Он набросил мокрое полотенце на край умывальника. — Он явится, вероятно, через час или около того.

Маклейн подошел к гардеробу, совершенно не стесняясь своей наготы. Триона поймала себя на том, что бесстыдно глазеет на мускулистую спину своего мужа. Почувствовав, что щеки ее обдало жаром, она поспешила зашнуровать свои башмаки в надежде на то, что он этого не заметил.

Когда она подняла голову, то, к своему облегчению и некоторому разочарованию, увидела, что Хью уже полностью одет. Он надел коричневые бриджи, которые аккуратно заправил в черные сапоги для верховой езды, и через голову натянул чистую белую рубашку. На спинке кровати висел простой шейный платок.

— У тебя нет слуги? — спросила она.

— Нет. Терпеть не могу, когда кто-нибудь суетится рядом и трогает мои вещи.

Хью заправил рубашку за пояс штанов и завязал платок. Потом надел темно-коричневый жилет и взял из шкафа темно-синий плащ для верховой езды.