Линда Ховард - Огненное прикосновение

Очень хотелось поддаться искушению и продолжать лежать так и наслаждаться этим прикосновением или даже сдвинуть ее руку вниз, к бедрам, чтобы глубже ощутить эту странную энергию, но Рейф предпочитал в любовных удовольствиях взаимность, и, кроме того, первым делом им необходимо было найти хижину траппера. Сомкнув пальцы вокруг ее кисти, он поднес руку к своим губам, потом осторожно опустил себе на грудь и легонько встряхнул Энни.

Ее сонные глаза раскрылись, но ресницы затрепетав, опустились снова. Темно-карие глаза оленихи, подумал Маккей, увидев их впервые на свету. Он снова встряхнул девушку.

– Проснитесь, док. Нам нельзя здесь оставаться.

На этот раз ее глаза широко распахнулись, и Энни резко села, беспокойно оглядываясь вокруг. На ее лице Рейф увидел страх и отчаяние, когда она осознала, что события не были просто сном. Взяв себя в руки, Энни повернулась к нему.

– Вы должны отвезти меня обратно.

– Не сейчас. Возможно, через несколько дней.

Он поднялся с некоторым трудом, хотя сон пошел ему на пользу. Однако при каждом движении его тело напоминало ему, что он нуждается в гораздо продолжительном отдыхе.

– Здесь неподалеку есть хижина, я не смог найти ее в темноте... Мы пробудем в ней, пока не заживет мой бок.

Энни подняла на него широко раскрытые и полные тревоги карие глаза. Под глазами все еще лежали темные тени, и эта синева на прозрачной коже придавала ее облику особую хрупкость. Рейфу захотелось обнять ее и утешить, но вместо этого он произнес:

– Сверните одеяла.

Энни подчинилась и, сделав первые движения, сморщилась от боли в застывших, разбитых мышцах. Она не привыкла к таким долгим и трудным поездкам верхом. Мышцы бедер дрожали от напряжения, когда она присела на корточки, чтобы свернуть одеяла.

Маккей отошел на несколько шагов в сторону, ровно настолько, чтобы его скрыла скала, но откуда он мог видеть свою спутницу. Услышав шум воды, Энни с любопытством перевела свой взгляд прежде, чем поняла, что он делает. В его светлых глазах не промелькнуло ни малейшего смущения, она же рывком опустила голову, и щеки ее запылали жгучим румянцем. Медицинское образование заставило Энни поневоле отметить, что, по крайней мере, лихорадка не повлияла на почки ее странного пациента.

Вернувшись к ней, он сказал:

– Теперь вы. И не пытайтесь спрятаться. Я не хочу ни на секунду терять вас из виду.

И в подтверждение сказанного достал из кобуры револьвер.

Энни шокировало его намерение заставить ее сделать это так, что ему будет все слышно, и она начала было возражать, но терпеть дальше не было сил. Ее лицо горело огнем, когда она скользнула за камень, осторожно глядя под ноги.

– Вы уже отошли достаточно далеко.

Энни сражалась со своей одеждой, пытаясь достать под юбками тесемки панталон и развязать их, не выставив напоказ белья или тела. Он, разумеется, следит за ней, иначе как ему знать, потерял он ее из виду или нет. Если бы только она надела панталоны с разрезом! Но в действительности Энни редко их носила, потому что никогда не знала заранее, придется ли ей ехать верхом, и не хотела стереть до крови внутреннюю поверхность бедер.

Наконец ей удалось справиться с одеждой настолько, чтобы она могла облегчиться, пытаясь сделать это тихо, но ей пришлось смириться с неделикатностью природы. В любом случае, какое это имело значение, если он, скорее всего, ее убьет? Логика вынудила ее признать, что этот человек бандит. Он был бы глупцом, если бы отвез ее обратно в Серебряную Гору, как обещал.

А она будет дурой, если спасет ему жизнь. Чтобы спастись самой, она должна позволить его болезни усугубиться или, возможно, даже использовать свои медицинские познания, чтобы это ускорить.

От чудовищности собственных мыслей у Энни закружилась голова. Всю жизнь ее учили спасать людей, а не убивать их, однако сейчас она думала именно об убийстве этого человека.

– Сколько еще вы собираетесь там сидеть с задранными юбками?

Энни вскочила так резко, что споткнулась, запутавшись в панталонах, спущенных до колен. Грубое вторжение его голоса в ее размышления подействовало, как ушат холодной воды, вернув ее к реальности. Лицо ее было белым как бумага, когда она обернулась и взглянула на него поверх большого камня.

Опущенные веки скрывали выражение его светлых глаз, а Рейф вглядывался в свою спутницу и удивлялся, что могло заставить ее так побледнеть. Черт, она же врач! Ее не должно так шокировать отправление естественных надобностей. Он еще помнил то время, когда ему бы и в голову не пришло предложить подобное женщине, но последние десять кровавых лет совершенно изменили его, и Рейф даже не ощущал сожаления по поводу этой перемены. Он был тем, чем был.

Постояв мгновение неподвижно, девушка наклонилась и привела в порядок свое белье, но когда выпрямилась, ее лицо все еще сохраняло то же странное, потрясенное выражение. Выйдя из-за камня, она подошла к мужчине, а он протянул ей руку в перчатке и разжал пальцы.

Секунду Энни смотрела на маленькие предметы, лежавшие на ладони, не узнавая их. Потом, взметнув руки к волосам, она обнаружила, что волосы ее, ничем не скрепленные, рассыпались по плечам и спине. Наверное, он нашел на земле выпавшие костяные шпильки.

Энни поспешно подобрала волосы и скрутила их в небрежный узел, беря из его руки шпильки по одной, чтобы скрепить тяжелую массу волос. Маккей молчал, наблюдая, как изящные женские руки выполняют привычную работу, как ее пальцы по очереди берут с его затянутой в кожаную перчатку ладони одну шпильку за другой с деликатностью крохотной птички, клюющей по зернышку. Движения эти были такими чисто женскими, что у Рейфа защемило сердце. Чертовски много времени прошло с тех пор, как он последний раз был с женщиной, с тех пор, как он мог позволить себе роскошь наслаждаться мягкой плотью и приятным запахом, просто смотреть на женщину и радоваться грациозности ее движений, свойственной им всем, даже самым грубым и неряшливым. Женщина никогда не должна позволять мужчине наблюдать за собой во время совершения туалета, подумал Рейф с неожиданной яростью, если она не согласна принять его в свое тело и позволить ему утолить свое желание, разбуженное зрелищем этого интимного ритуала.

Затем вожделение словно вытекло из него, уступив место глубокой усталости.

– Поехали, – резко бросил Маккей, боясь, что если он простоит тут еще немного, у него не хватит сил найти старую хижину траппера.

– Мы не можем поесть? – В ее голосе звучали умоляющие нотки. Энни ослабела от голода и знала, что этот человек должен быть в еще худшем состоянии, хотя на его жестком, безучастном лице никакие муки не отражались.

– Когда доберемся до хижины. Это не займет много времени.