Мэри Бэлоу - Последний вальс

Графиня в танцевальном зале более не появлялась. Когда же граф указал ей на это, графиня возразила, что в первой половине дня она занята приготовлениями к торжеству, а вечера должна неизменно проводить с дочерьми.

— Возьмите их с собой в танцевальный зал, — предложил граф.

В ответ графиня сурово и осуждающе поджала губы, отчего стразу постарела на несколько лет.

— Это приказ, милорд? — спросила она.

Нет, она и в самом деле ужасно его раздражала. Граф ненавидел ее за эти исполненные покорности слова, сопровождаемые ледяным взглядом. Ему даже захотелось подтвердить, что это действительно приказ и лучше повиноваться. Но тут же решил, что не поддастся на провокацию и не позволит ей выставить себя несчастной жертвой.

— Это просьба, мадам, — с преувеличенной вежливостью ответил граф.

Кристина не пришла, и он был этому рад. Ему не хотелось повторения. Более того — граф решил, что ни под каким предлогом не станет танцевать с ней вальс на рождественском балу. Это будет нетрудно. Кристина вообще не собиралась танцевать. А он найдет себе другую партнершу.

В один из дней Джерард был так занят, что позавтракал раньше всех, а ленч пропустил. Урок танцев должен был состояться, как обычно, в четыре часа. У графа выдалось свободное время, в течение которого он мог бы переделать множество дел. И все же он решил потратить это время на себя.

Он отправился в путь по поросшему лесом берегу реки, катящей свои воды к востоку от поместья и огибавшей холм на севере. Джерард отыскал хижину лесника, в которой провел так много счастливых часов, будучи ребенком. Дверь оказалась не заперта. В углу возле очага аккуратной горкой возвышались поленья. Хижина была чисто прибрана и ожидала своего хозяина, хотя Пинки и жил теперь в деревне. Погрузившись в счастливые воспоминания, граф целых полчаса просидел возле окна, глядя на деревья и реку.

Однако мысли Джерарда были заняты не только счастливыми — и не слишком — воспоминаниями детства. Он с раздражением понял, что думает о ней — привлекательной живой девушке своей молодости; о странных переменах, произошедших с ее ясными карими глазами, и собственном сердце, время от времени болезненно сжимающимся в груди; о ее обжигающем взгляде, сопровождавшем его на каждом балу и званом вечере, — Кристина была слишком наивна, чтобы скрывать свои чувства; о танцах с ней, когда весь мир вокруг переставал для них существовать; о прогулке по Гайд-парку во взятом напрокат экипаже и первом поцелуе на уединенной тропинке. Тогда Кристина ответила на его поцелуй со всей пылкостью и неопытностью — хотя в те дни Джерард вряд ли отличил бы невинную девушку от опытной соблазнительницы, — а потом порывисто заглянула ему в глаза и со всей страстью, на какую была способна, призналась, что любит его и будет любить вечно.

Джерард поднялся со стула, чтобы уйти, но еще несколько минут смотрел ничего не видящими глазами на бурлящую у подножия холма реку. Слишком быстро Кристина потеряла невинность. Она встретила Гилберта — Джерард сам представил их друг другу, — узнала о том, что кузен носит титул графа Уонстеда, очень богат и подыскивает себе жену. И теперь, чтобы понять, не сожалела ли она о своем основанном на расчете решении, стоило лишь раз взглянуть на нее. Кристина безропотно смирилась с навязанным Гилбертом образом жизни. И все еще пыталась жить по его правилам. Если не считать тех коротких мгновений, что кружилась с Джерардом в вальсе…

Ее спина, обычно такая прямая и неподатливая, грациозно изогнулась под его ладонью, а ноги плавно скользили по паркету, почти не касаясь его. Она словно впитала в себя музыку, слившись с ней воедино. Ее карие глаза подернулись поволокой, суровый взгляд смягчился. На губах заиграла улыбка. Нет, все ее лицо улыбалось.

И мир вокруг них перестал существовать.

Джерард даже подумал сначала, будто она сделала это намеренно, чтобы наказать его за настойчивое требование станцевать вальс. Теперь же ему казалось, что он все придумал. Кристина всегда прекрасно танцевала, поэтому не было ничего удивительного в том, что и новый танец дался ей с легкостью. Джерарда ослепила ее неожиданная близость и такой знакомый еле слышный аромат лаванды.

Выйдя из хижины, он решил отправиться назад другой дорогой: пройти напрямую через лес и спуститься к подножию холма. Но едва лес остался позади, до слуха Джерарда донеслись голоса, вернее, два голоса — восторженный визг и заливистый смех. Очень скоро Джерард понял, откуда доносятся эти звуки.

Лесистый склон холма разделяла надвое живописная аллея, окаймленная деревьями и кустами, перемежающимися время от времени со скамейками, с которых открывался вид на окрестности. Одну сторону холма полностью очистили от деревьев, чтобы гуляющие могли обозревать с высоты сад, разбитый позади дома, сам дом и парк перед ним. Зрелище, надо сказать, было захватывающим. Летом склон покрывался пестрыми цветами, но сорвать их не представлялось возможным. Разгуливать по склону строго запрещалось. Его красоту старались сохранить во что бы то ни стало.

Но теперь из своего укрытия граф Уонстед мог наблюдать бегающую по склону семилетнюю Рейчел. Ее ноги явно не поспевали за телом. Она молча спускалась, а потом вновь поднималась вверх. Немного ниже бегала с горы Тесс, визжа от страха и восхищения и неизменно оказываясь в спасительных объятиях матери. Графиня смеялась.

— Поймала! — воскликнула она, со смехом подхватывая дочь на руки и кружась с ней вместе.

— Еще! — Малышка болтала руками и ногами, и как только мать ставила ее на землю, принималась на четвереньках карабкаться наверх.

На привалившегося к стволу дерева графа вновь нахлынули воспоминания. Кем только он не представлял себя, сбегая со склона холма — и кораблем, и птицей, и ангелом мести, — до тех пор, пока однажды его не увидел Гилберт. Потирая руки от радости, кузен бросился докладывать о его прегрешении отцу. За этим последовал один из припадков ярости, и граф вновь пустил в ход трость.

Теперь же взору Джерарда предстало счастливое семейство. Он видел их всех вместе лишь однажды в детской, когда дети выполняли задания под неусыпным надзором своей суровой матери. Тогда Джерард пожалел девочек. Но теперь при виде этой фигуры на склоне холма у него не осталось сомнений в том, что дети счастливы. Графиня заливисто смеялась, несмотря на то что старшая девочка, казалось, играла в какую-то свою игру.

Нет, подумал граф, ощутив укол в сердце, он ничего себе не придумал. Под внешностью холодной бездушной пуританки скрывалась прежняя полная жизни девушка, которую он когда-то полюбил, а потом возненавидел. Графиня Уонстед на мгновение сбросила с себя маску, когда танцевала с ним вальс. Он видел перед собой прежнюю Кристину и сейчас.