Мэри Бэлоу - Последний вальс

Кристина поджала губы, но не произнесла ни слова.

— Мы будем играть в карты завтра вечером, — сказал Джерард. — И в последующие дни тоже. Это любимое развлечение представителей высшего света, как ты, наверное, уже успела догадаться. Денежные ставки тоже будут иметь место — символические суммы. Я нарушил бы все существующие правила приличия, позволив делать большие ставки. Неужели ты поверила Лангану, сказавшему, что я выиграл у него целое состояние? Помнится, две недели назад на кону стояло лишь пять фунтов. Неужели это настолько безнравственно?

— Нет, — натянуто ответила графиня. — Прошу прощения, милорд. Я сказала не подумав.

— Да, я тоже так полагаю. Особенно когда ты заговорила об этом доме как о своем собственном. Впредь советую тебе сначала подумать, а потом что-либо говорить.

Вспыхнув до корней волос, графиня опустила глаза и посмотрела на свои руки.

— Прошу прощения, милорд, — вновь повторила она.

Джерард пришел в библиотеку, чтобы высказать все это. Чтобы заставить ее краснеть и извиняться. Чтобы окончательно запугать ее. Но, одержав победу, он ощущал лишь необъяснимое раздражение. И это все, что она может сказать? Не возразит? Не разгневается? Джерарду захотелось, чтобы она его ударила. Чтобы закричала на него, принялась спорить. Ее покорность возмущала его, и от этого ощущение победы казалось неполным.

— Торнвуд принадлежит мне, Кристина, — сказал граф. — И если я захочу превратить его в игорный дом, то так и будет, потому что я имею на это полное право. А еще я имею полное право устроить здесь оргию. Ты не согласна?

Кристина подняла голову.

— О да, я совершенно с вами согласна, — произнесла она. — Хотя кое у кого из ваших гостей могут возникнуть возражения относительно использования поместья в столь неблагопристойных целях, милорд.

— Но ведь у меня есть на это право?

— Да, милорд, такое право у вас есть. — В голосе графини сквозило презрение. Презрением горели ее глаза.

— В таком случае тебе придется поверить, что я как джентльмен не допущу ничего недостойного моего положения и налагаемой на меня ответственности за леди и детей, живущих в этом доме.

Ноздри графини задрожали, и впервые за все время пребывания в Торнвуде Джерард испытал удовлетворение от того, что все-таки заставил ее разозлиться.

— О да, — произнесла графиня. — Я должна верить вам, как всю свою жизнь верила мужчинам, заботящимся обо мне. Ведь это одна из привилегий женщины. Всегда найдется мужчина — джентльмен, — который возьмет на себя ответственность за нее. Все, что женщине остается, это выполнять то, что ей говорят, и тогда ее ждет вечное счастье. Что может быть проще? Какой благодарной я должна себя чувствовать: ведь мне не нужно опасаться, что на Рождество этот дом превратится в игорный дом или притон.

— Всегда есть выбор, — резко бросил граф. — Жалея себя, ты начинаешь верить в то, что являешься заложницей собственного пола. Но это не так. Десять лет назад ты могла сделать выбор между Гилбертом и мной — между богатством и положением в обществе, с одной стороны, и любовью и приключениями — с другой. Ты сделала свой выбор. Разве я виноват в том, что Гилберт и Родни умерли молодыми, поручив тебя моим заботам?

— Выбор! — Графиня практически выплюнула это слово Джерарду в лицо. — Вы ничего не знаете о выборе, милорд.

— И ты по-прежнему вольна выбирать, — произнес он, хотя подобная идея показалась неожиданной даже ему. — Ты можешь оставаться здесь со своими детьми и зависеть от меня до конца жизни, еще больше укрепляясь в роли мученицы каждый раз, когда я делаю или говорю то, чего не одобрил бы твой добродетельный Гилберт. Или же можешь выйти замуж вторично. Тебе никогда не приходила в голову подобная идея? Ты все еще молода, красива и… желанна. Ты ведь наверняка осознаешь, что мужчины вроде Латрелла не станут расточать любезности перед нежеланной женщиной.

Кристина смотрела на графа, и он заметил, как она побелела от ярости.

— Ах вот как! — воскликнула она. — Вот, значит, как вы пытаетесь освободиться от ответственности, свалившейся на ваши плечи, милорд. Хотите переложить ее на плечи другого мужчины. И конечно, я должна быть польщена тем, что якобы самостоятельно сделала выбор. Да и какая женщина не растает при звуке этих трех слов — молодая, красивая, желанная? Неужели я действительно такая? Наверное, раз виконт Латрелл решил перекинуться со мной дюжиной слов. Но в таком случае странно, что меня не желаете вы. Или все же желаете? И именно поэтому позвали меня в библиотеку в столь поздний час. Вы желаете меня?

— Знаете, миледи, — холодно произнес граф, — думаю, я не пожелал бы вас, даже если бы вы были последней женщиной на земле. — Наверное, стоило найти более оригинальный способ выразить свое недовольство, подумал Джерард. — Да и как может возбудить женщина, которая стонет от желания и страстно признается в любви, а в следующее мгновение с легкостью дарит точно такие же стоны кому-то более богатому? Нет, спасибо, Кристина. Я нахожу такую расчетливую женственность крайне непривлекательной.

Кристина улыбнулась — отнюдь не мило, — а потом хрипло заговорила.

— Сомневаюсь, милорд, — произнесла она, и в ее глазах промелькнула насмешка, — что я найду теперь кого-то богаче вас.

Граф и графиня смотрели друг на друга, и Джерард вдруг понял, что им нечего больше сказать друг другу. Возможно, теперь оба они удовлетворены. Они выплеснули друг на друга свой гнев и раздражение, и к чему это привело?

Пробудило в них желание.

Несмотря на то что голос графини звучал хрипло вовсе не от страсти и несмотря на заявление графа о том, что он не соблазнился бы ею, будь Кристина последней женщиной на земле, в их взглядах читались гнев, отвращение и неприкрытое вожделение. Готова ли Кристина признаться себе в этом?

— Может статься, — произнес Джерард, поднимаясь с кресла, — здесь, в Торнвуде, вы найдете кого-то почти такого же богатого, как я, миледи. Хотя я не рекомендовал бы тебе набрасывать аркан на Латрелла, несмотря на все его ожидания. Ты интересуешь его как любовница, а вовсе не жена. А я… я, к сожалению, не выставил свою кандидатуру на рынок женихов. Для тебя по крайней мере.

— Ну конечно, — произнесла графиня, вставая с кресла. — Я не слепая и вижу, в чью дверь вы стучитесь, милорд. Более молодая, более покорная и не слишком умная женщина идеально вам подойдет. Она с легкостью подчинится вашей аристократической воле.

— И скорее всего не будет так горько сетовать на то, что ей выпало родиться женщиной, — сказал граф. — А теперь — идем в постель?

Едва только эти слова сорвались с его губ, он понял по ошеломленному взгляду графини, что та неверно их истолковала. Прикрыв на мгновение глаза, Джерард печально улыбнулся.