Кэтрин Коултер - Магия страсти

— С марципанами? — оживился Николас.

— Встаньте, Николас. И позвольте мне сначала взглянуть на ваш живот.

Он послушно встал и подождал, пока она подойдет к нему. В последний момент, прежде чем коснуться его, она увидела, как Грейсон таращится на них с широко раскрытым ртом.

— Я худой как палка, Розалинда, — уверил Николас, ловя ее руку. — Ни унции лишней плоти. Любой мужчина, позволивший себе отрастить брюшко, обречен, и окружающие вправе его презирать. Это правило Николаса.

Розалинда рассмеялась. Грейсон не знал, то ли хихикнуть, то ли огреть по голове человека, успевшего так подружиться с Розалиндой. Она посмела коснуться мужского живота… что, черт возьми, происходит?

— О Господи, — едва выговорила она, — а правило Николаса относится и к дамам?

— Совершенно верно. Слушайте меня, ибо я говорю правду. Проверить твой живот, Розалинда? Я объявлю тебя исключением из этого правила, когда будешь носить моего… когда будешь носить ребенка.

Грейсон вскочил и снова разинул рот, но тут же его захлопнул при виде лица Розалинды. Глаза ее светились. О, как хорошо он знал этот взгляд!

Розалинда шутовски поклонилась ему и, подойдя к сонетке, дернула за шнур. Через несколько секунд на пороге появился Уилликом.

— Уилликом, вы ждали за порогом? — спросил Грейсон. — Или каким-то образом догадались, что мы умираем от голода?

— Мне очень неприятно сообщить, что булочек больше нет. Я сам слышал, как кухарка жаловалась, что последние три украли прямо из кухни, и она так расстроилась, что не смогла испечь новую партию.

— О Господи! Клянусь, я невиновна! — пролепетала Розалинда.

— Лично я подозреваю матушку, — покачал головой Грейсон. — Марципаны — ее слабость. И она очень хитра.

— Но все равно — давно пора обедать, не так ли, Уилликом? — напомнила Розалинда.

— Собственно говоря, мисс Розалинда, я пришел за всеми вами. Кухарка так тонко нарезала ветчину, что каждый ломтик почти прозрачен.

Говоря все это, дворецкий смотрел на книгу. Розалинда видела, как его пальцы подергиваются от нетерпения. Он снова поклонился, не сразу подняв голову, чтобы все успели полюбоваться ее блеском.

Грейсон осторожно сунул книгу в карман, и все последовали за Уилликомом.

— Я так и не смог проверить, насколько плоский у тебя живот, — прошептал ей Николас. — Боюсь, Грейсон пронзил бы меня шпагой.

— Может, если удастся спрятаться под лестницей, я успею быстренько поцеловать тебя и даже втянуть живот для осмотра, — сообщила Розалинда и побежала по коридору.

— Вернись, Розалинда, — окликнул он со смехом. — Я накормлю тебя ветчиной!

За обедом Грейсон рассказывал отцу и матери о сюжете нового романа, чтобы отвлечь их от «Правил Пейла». Любящие родители видели сына насквозь, но заверили, что им понравились приключения юного оксфордского студента, сражающегося с демоном, который заключил сердце его возлюбленной в магический драгоценный камень, вырванный, как гласят легенды, из короны сатаны. Розалинда нашла сюжет довольно интересным. Особенно еще и потому, что Грейсон сочинял на ходу.

Едва тетя Софи поднялась из-за стола, Розалинда увлекла Николаса в маленькую комнату, которую графиня Нортклифф лет двадцать назад предназначила специально для дам.

— Нет, — покачал головой Николас, коснувшись пальцем ее щеки. — Мы пока что не должны никому ничего говорить. Особенно твоим тете и дяде. Мы так недавно знаем друг друга. Дай им еще один день. Пусть увидят, как я ослеплен тобой. Ты такая мягкая и нежная.

— Не хочется признавать это, но ты прав. Дядя Райдер посчитает, что мы оба сошли с ума. Велит тебя похитить и переправить на Макао. Ты действительно уверен, что я мягка и нежна?

Он слегка коснулся кончика ее носа.

— Твой дядя Райдер не посчитает нас безумными. Подумает, что нами руководит вожделение. Тетя Софи станет твердить, что это так романтично, но во зрелом размышлении согласится с дядей Райдером: все, что творится с нами, — не что иное, как взбесившаяся похоть — разумеется, с моей стороны, потому что ты сама невинность. Они скажут, что я человек искушённый, умудренный опытом, и, следовательно, такого следует опасаться, особенно когда речь идет о молодой девушке. Ты нежнее, чем крылышки бабочки.

— Позволь сказать, что я не так уж невинна. И дело в том, что вовсе так не выгляжу.

— Возможно, ты права. И действительно так не выглядишь.

Розалинда тяжко вздохнула:

— И насчет похоти… что за странное слово. До этой минуты я вообще не думала, ни о какой похоти. Если именно похоть возбуждает во мне желание наброситься на тебя и осыпать поцелуями, пока не рухнешь на ковер, значит, это могучее чувство. И мне оно нравится. Поэтому ты так скоро попросил меня стать твоей женой? Сходишь с ума от похоти?

Похоть? О нет, дело вовсе не в ней. И не настолько она важна… но…

Он втянул воздух. Правда есть правда, и придется ее сказать.

— Похоть — вещь вовсе не плохая, но не думаю, что именно она правит нами.

Что же, по крайней мере, это часть правды. Розалинда изумленно уставилась на него:

— Никогда больше так не говори!

Он сдержал смех. Значит, она все поняла!

— Ну… похоть не окончательно завладела нами. И я совсем не обезумел от похоти к тебе. Ясно?

— Не знаю, что мне ясно, а что нет, — медленно выговорила она. — Я знаю — ты тот, единственный. Ни один мужчина не будет владеть мной, кроме тебя. Когда сегодня утром ты поцеловал мне руку, какой-то глубинной частью души я распознала, что именно ты и никто иной предназначен мне.

Она так сразу все поняла? Он тоже это знал. Ну конечно, он предназначен Розалинде, но не скажет этого, пока не услышит от нее брачные обеты. Пока она не будет принадлежать ему по закону.

— Именно я? Не один из этих трех герцогов?

— Пропади пропадом все герцоги.

Николас снова рассмеялся. Боже, в последние два дня он смеялся больше, чем за последние пять лет!

— Мне нравится твое остроумие, — заметил он. Однако ее ответная реплика потрясла его. Сразила.

— Но дело не только в этом, Николас, и, подозреваю, тебе тоже это известно. Меня обуревают чувства, с которыми невозможно справиться. И я не только узнала тебя — конечно, это звучит абсурдно, — но меня не оставляет ощущение, что ты тоже искал меня. Именно меня.

— Искал тебя? Действительно искал тебя? И ты тоже меня искала? Хочешь сказать, судьба привела наши лодки к одному берегу?

— Думаю, что наши лодки, стоящие рядом и трущиеся бортами, — нечто более реальное, чем это место, называемое Пейлом с его тайберами и драконами.

— Возможно, «Пейл» — всего лишь метафора, как сказал Грейсон.

— Ты считаешь, что он существует. Но я спрашиваю: как получилось, что мы владеем этой книгой? Правда, нашел ее Грейсон, которого словно специально подвели к этому лотку. Была ли это судьба или нечто куда более могущественное? А ты говоришь, что у деда была эта книга. Книга, поражающая воображение. Ты знаешь, это уж слишком. И когда я начинаю задавать подобные вопросы, мне становится страшно.