Элизабет Хойт - Влюбиться в дьявола

— Как приятно пахнут твои волосы!

Рено затих, Беатриса видела, что он спит, но сама никак не могла уснуть. Прижавшись к нему, она слышала ровный и мерный стук его сердца, его глубокое и ровное дыхание и вдруг очень остро и ясно ощутила, что на всем белом свете у нее никого нет ближе и дороже его. Самовлюбленный и обозленный, но, каким бы он ни был, она все равно его любит. Ее любовь настолько велика, что ее хватит на двоих.

Последняя мысль настолько увлекла Беатрису, что она принялась ее развивать, успокоилась и незаметно для себя уснула.

Когда Беатриса проснулась, солнечные лучи уже весело пробивались сквозь окно. Она тихо лежала и наблюдала за вставшим Рено. Он умывался, фыркая и отплевываясь, над тазом. На его обнаженной спине бугрились мышцы и белели страшные шрамы.

— Послушай, ты так мне и не рассказал, как тебе удалось сбежать от индейцев, — вспомнила она.

Какое это теперь имело значение? Скорее, даже никакого. Но она должна была знать конец его одиссеи.

— Ты проснулась. — В его голосе слышалось радостное удивление.

— Да. — Она натянула одеяло до подбородка. Ей было тепло, уютно, ее окутывал приятный запах постели, согретой их телами. Как бы ей хотелось вот так лежать и наслаждаться покоем долго-долго, забыв обо всех трудностях и невзгодах внешнего мира! Как бы она хотела верить, что он любит ее, и знать, что не ошиблась, выйдя за него замуж!

— Ну, расскажи, пожалуйста, — умоляющим голосом попросила она.

Рено повернулся к шкафу, и она приняла это движение за отказ. Но тут он достал из ящика опасную бритву, ремень для правки и начал ее затачивать. Несмотря на то, что у него был опытный камердинер, Рено многое любил делать сам.

— Многие из тех, кто попадает в плен к индейцам, так и не возвращаются на родину, — сказал неизвестно зачем Рено. — Они умирают в неволе не потому, что их наказывают или мучают, а потому, что они теряют надежду на побег.

— Не понимаю, к чему ты клонишь? — удивилась Беатриса.

— Для тех, кто побывал в плену, тут нет ничего непонятного. Я уже рассказывал, что коренные жители Нового Света часто принимают пленников в члены своего рода, чтобы пополнить численность своего племени.

— Но ведь ты сам признавался, что к ним все равно относятся иначе, чем к соплеменникам.

— М-м… более или менее все правильно, — пробормотал он, заканчивая править бритву. — Пленники играют роль рабочих лошадок и, как правило, становятся охотниками, добывающими еду для рода или племени.

— А что бывает в случае «более»?

— Дело в том, — продолжил он, намыливая лицо, — что пленник изо дня в день живет среди индейцев, ходит с ними на охоту, спит, ест, радуется и печалится. Одним словом, идет незаметный процесс привыкания, ассимиляции.

Он провел бритвой вдоль намыленной щеки сверху вниз, раз, другой, снимая вместе с пеной щетину.

— Но когда пленник берет себе в жены индианку, хотя такое случается нечасто, он становится настоящим членом племени. У него даже могут рождаться дети. Потрясенная Беатриса с трудом вымолвила:

— А у тебя была жена-индианка?

Он сполоснул бритву в воде и лукаво взглянул на нее:

— Увы, нет. Но вовсе не потому, что у меня не было такой возможности.

— Расскажи мне все, — взмолилась Беатриса.

Он покачал головой и принялся брить другую щеку. Он намеренно дразнил ее.

— После того как Гахо спасла меня во второй раз, она стала внимательно и даже с нежностью относиться ко мне. Возможно, ей нравилось, как я себя вел, да и охотник я был неплохой. Впрочем, не знаю, чем я ей так приглянулся. В любом случае она хотела удержать меня. Как умная женщина, она понимала, что нет ничего лучше и крепче уз Гименея. Если бы я женился, обзавелся детьми, то мне было бы намного труднее бежать из плена.

— Понятно, что она хотела, как можно крепче привязать тебя к себе.

— Вот именно. — Он опять сполоснул бритву в тазу. — Но тут возникло одно затруднение. Дело в том, что обе дочери Гахо уже были замужем, и если мужчинам разрешается заводить вторую жену, то индианки не имеют права иметь второго мужа.

— Это несправедливо, — сухо заметила Беатриса. Мимолетная улыбка скользнула по губам Рено.

— Не я заводил такие порядки.

— Гм… — пробурчала она.

Отвернувшись от зеркала на комоде, он подмигнул ей.

— Всю осень и зиму я залечивал раны. Когда же наступила весна, Гахо сделала мне на лице татуировку с птицами, символизирующими покровителей ее рода. Кроме того, она еще проколола мне ухо и повесила один из своих амулетов — серьгу в виде креста. Таким образом, она давала всем понять, что я уважаемый член ее рода, хороший охотник, и она ценит мои заслуги. Потом Гахо направила послание в соседнее племя, с которым мечтала заключить военный союз. Но для начала они решили с ними породниться и женить меня на дочери вождя.

— А девушка была красивой? — спросила Беатриса и смутилась.

— Пожалуй, да, — ответил он. — Но она была еще совсем юной, лет шестнадцати, не больше. Да и я вообще-то не намеревался жениться. Семья, дети — все это было не по мне. Я думал только об одном: как вырваться из плена и вернуться домой.

— И что ты сделал?

— Я улучил момент и поговорил с девушкой с глазу на глаз. Вообще разговаривать с невестой у индейцев запрещено, но старейшины смотрели сквозь пальцы на такую вольность. От девушки я узнал, что у нее уже есть возлюбленный, тоже пленник, как и я, но живущий в другом племени. Я сразу понял, что мне надо делать. Я отдал девушке и ее жениху все самое ценное, что у меня было, и то, что удалось скопить за два года плена. На следующую ночь они убежали.

— Какой добрый поступок! — обронила Беатриса.

— Вовсе нет. — Рено сполоснул лицо и вытер его полотенцем. — Доброта здесь ни при чем. Я думал только о побеге. Я решил, во что бы то ни стало вернуться домой, к тому образу жизни, к которому я привык с детства. Если бы меня вынудили жениться на индианке, то меня, скорее всего, засосала бы трясина семейной жизни. Со временем я смирился бы и остался в племени Гахо, без всякой надежды увидеть родную Англию. — Он кинул в сторону полотенце и с мрачным, задумчивым видом посмотрел на Беатрису: — Но тут произошли трагические события, которые сыграли мне на руку. По моей вине погибла Гахо, а весь ее род был уничтожен.

— Не может быть! — удивилась потрясенная Беатриса. Но Рено грустно закивал, и горькие складки залегли в уголках его губ.

— Целых пять лет, я разведывал обратную дорогу к побережью, собирал меха, чтобы было чем оплатить проезд домой в случае успешного побега. На шестой год моего плена к нам в лагерь начал наведываться один французский торговец и скупщик пушнины. Мало-помалу я сошелся с ним поближе и упросил его помочь мне бежать. Несмотря на грозившую ему опасность, он согласился и взял меня с собой. Целых три дня мы вместе с ним шли к его стоянке. По дороге мы узнали, что индейцы, враждующие с родом Гахо, собираются напасть на ее племя. Несмотря на безумную усталость, я решил повернуть назад. Я понимал, что обязан помочь женщине, которая некогда спасла мне жизнь. Когда я вернулся… — Рено потупил взгляд и замолчал.