Барбара Картленд - Любовь и колдовство

Томас молча привел коня и с улыбкой наблюдал, как хозяин готовится в дорогу.

Когда Андре уехал, он подобрал несколько веток дерева и одному ему известных листьев и торжественно водрузил на то место, где они обнаружили веревку Педро уанга.

Андре галопом поскакал к церкви, но, приблизившись к знакомому месту, осадил коня, чтобы собраться с мыслями.

Как ему лучше поступить?

Можно ли попросту постучаться в дом, где живут монахини, и попросить позвать белую женщину?

Несмотря на нетерпение, снедающее его, он отказался от этого наиболее простого и очевидного поступка. Сестры могут испугаться, и Саона — если это действительно она — скроется так, что во второй раз ему уже не удастся напасть на ее след.

Во всех случаях надлежало действовать очень осмотрительно, всегда помнить, что и настоятельница, и белая монахиня видят в нем врага, во-первых, потому что он мужчина, во-вторых, считая, что он — мулат.

Привязав коня к столбу, Андре подошел к церкви, решив действовать по обстоятельствам.

Войдя в храм, он заметил возле исповедальни две женские фигуры.

Каково же было его волнение, когда в одной из монахинь, хотя она стояла к входу спиной, он узнал вчерашнюю незнакомку!

Вторая сестра была негритянка, на ней было монашеское покрывало, такое же, как у настоятельницы.

Не замечая Андре, женщины рассматривали настенную роспись.

— Смотри, краска стала отслаиваться, — сказала молодая монахиня. — Вот бы купить хорошие краски в Порт-о-Пренсе!

— Жаль, что нам некого туда послать, — заметила другая монахиня.

— Да, путь неблизкий, — согласилась та, кого Андре считал Саоной, — но ведь в Кале таких красок нет.

— Придется мне довольствоваться тем, что у меня есть, — спокойно заключила старая негритянка. Белая монахиня сказала;

— Неси краски! Я охотно помогу их смешать.

— Сейчас принесу!

С этими словами темнокожая монахиня вышла из церкви через боковой придел.

Вторая женщина осталась неподвижно стоять перед алтарем.

Стараясь двигаться как можно тише, Андре направился к алтарю. Когда до незнакомки осталось всего несколько шагов, она, услышав его приближение, резко повернулась и испуганно вскрикнула.

Ее прекрасное лицо исказилось от ужаса.

Андре сказал как можно мягче:

— Мадемуазель, пожалуйста, не бойтесь! Я не сделаю вам ничего дурного. Мне лишь нужна ваша помощь.

Девушка была насмерть перепутана, и слова Андре ее явно не успокоили. Она бы с удовольствием убежала, как накануне, но Андре стоял так, что загораживал ей пути к отступлению — и в боковую, и в основную дверь.

Ей ничего не оставалось, как смотреть на незнакомого мужчину полными страха глазами.

— Пожалуйста, помогите мне, — повторил Андре как можно мягче.

— Как я могу вам помочь? — в полном недоумении отозвалась монахиня.

— Видите ли, меня зовут Андре де Вилларе, я приехал сюда по важному делу.

Андре заметил, что девушка побледнела. Он представил себе, как сжалось ее сердце, когда она услышала фамилию своих погибших родителей.

— Но все де Вилларе умерли, — чуть слышно сказала монахиня.

— Граф Филипп де Вилларе был моим отцом, — сказал Андре.

Ему было стыдно за эту вынужденную ложь, однако только так он мог привлечь внимание девушки. В конце концов, он был не вправе удерживать ее возле себя силой.

Ресницы прекрасной монахини вздрогнули, отбросив тень на нежные щеки. Сообщение Андре явно достигло цели.

Не желая волновать собеседницу, он добавил:

— Впрочем, это не имеет значения. Видите ли, я уверен, что, кроме вас, здесь не найдется никого, к кому бы я мог обратиться со своей просьбой. Поэтому мне остается положиться на вашу доброту. Пожалуйста, выслушайте меня!

— Но чего вы от меня хотите?

— Давайте присядем, и я вам все подробно расскажу. Девушка явно колебалась. Андре внимательно наблюдал за ней и видел, что ее лицо отражало скрытую душевную борьбу. По всей вероятности, в этот момент вместо недоверия и испуга в ее сердце проснулось более теплое, доброжелательное чувство к Андре. У монахини не было оснований верить словам незнакомого мулата, тем не менее страх перед ним отступил помимо ее воли.

Андре указал на скамью, на которой накануне сидел с матерью-настоятельницей.

Он решительно сел, положив шляпу на колени, и после секундного колебания монахиня также опустилась на скамью, стараясь держаться как можно дальше от него. Андре заметил, что ее изящные ручки сжаты в кулачки, очевидно, таким образом она старалась скрыть волнение.

— Я приехал сюда несколько дней назад из Порт-о-Пренса и остановился в доме де Вилларе, — начал Андре.

Он помолчал, наблюдая за реакцией собеседницы. Та молчала, однако было ясно, что ее заинтересовал рассказ незнакомца.

— Мне приходилось слышать, как красив был этот дом при отце. И плантация в свое время процветала. Как горько видеть, в какое запустение все пришло теперь. Голые стены, разграбленная мебель, выломанные полы. Кругом разрушение и пустота…

Он помолчал, взглянул на свою собеседницу.

— А плантация? — продолжал Андре. — Все пропадает, гибнет, и никому нет до этого дела.

Он вздохнул, монахиня тоже тихо вздохнула, — Увидев вас в лесу, я был поражен. Во-первых, мне было странно столкнуться в этой глуши с белой женщиной. Во-вторых, я никогда не видел, чтобы птицы так доверяли человеку.

Припоминая, что ему доводилось читать про святого Франциска, Андре добавил;

— Они слетаются к вам прямо как к святому Франциску. А как вас зовут? Может быть, теперь он воплотился в женщину?

Андре очень хотелось завоевать доверие девушки. Однако он опасался, что такая шутка может показаться ей святотатством.

Но монахиня, очевидно, не усмотрела в словах Андре ничего дурного. Помедлив, девушка наконец промолвила тихим, мелодичным голосом:

— Меня зовут сестра Девоте.

— Красивое имя! — заметил Андре, — А как вам удалось приручить птичек, сестра Девоте? Я ведь видел, что они без опаски садились к вам на руки и на плечи.

Откровенно говоря, в этот момент доверчивые птицы мало интересовали Андре. Он задал свой вопрос машинально, чтобы не прекращать едва завязавшуюся беседу. В душе он был страшно разочарован. Весь его план рушился. Ведь Андре был почти уверен, что разговаривает с Саоной.

Монахиня ответила:

— Птицы знают, что… я их люблю. И потом — я ведь их кормлю. Разумеется, в этих местах от голода не пропадешь. Но они очень ленивые создания и с удовольствием принимают мое угощение.

— Знаете, это удивительное по красоте зрелище. Как жаль, что в отличие от вашей подруги я не художник. Я обязательно написал бы картину и назвал бы ее «Святая Девоте кормит птиц».

Монахиня улыбнулась, отчего сделалась еще прекраснее.