Барбара Картленд - Невеста поневоле

Леди Ламбурн спокойно дремала в кресле, как вдруг сверху раздался сильный грохот, заставивший ее испуганно вздрогнуть.

— Боже милостивый, что еще могло случиться? — спросила она с тревогой в голосе.

Ее дочь, которая до этого сидела и шила в кресле у окна, поднялась и подошла к матери.

— Боюсь, мама, что в гобеленовой спальне обрушился потолок. Во время недавних дождей он стал протекать. Уитон предупредил нас, что штукатурка может обвалиться, но ремонт так и не сделали.

— Уже в третьей комнате! — воскликнула леди Ламбурн. — Дом разваливается прямо на глазах.

— Ремонт стоит денег, мама, — мягко произнесла Камилла, — так же как и все остальное.

Леди Ламбурн встревоженно посмотрела на дочь:

— Камилла, доченька, что же теперь будет? Нам больше нечего продать, а поездка твоего отца в Лондон, скорее всего, ничего не даст.

— Боюсь, что не даст, — согласилась Камилла, — но папа — неисправимый оптимист. Он ни секунды не сомневался, что случайно встретит кого-нибудь из старых друзей, который нас спасет.

— Сэр Гораций никогда не теряет веры в будущее, — с глубоким вздохом подтвердила леди Ламбурн, — даже когда все идет против него. Но сейчас положение просто отчаянное. Гервас найдет нас в долговой тюрьме, когда вернется.

— Нет-нет, мама, этого не будет! — попыталась приободрить ее Камилла.

— Мне снится это каждую ночь, — с горечью продолжила леди Ламбурн. — Ах, если бы не мои слабость и беспомощность, я обратилась бы к кому-нибудь из старых знакомых. Когда папа служил послом, в нашем доме бывало множество людей. Ни у одной женщины не было столько друзей, сколько у меня. Но где они теперь?

— Действительно, где? — печально отозвалась Камилла. — Но ведь не одни мы потеряли сбережения в прошлом году, когда закрылись банки. Пострадали тысячи людей. Папа говорит, что ужасная дата — 1816 год — будет высечена на многих надгробных плитах.

— К счастью, мы пока живы, — пробормотала леди Ламбурн, — но сколько еще протянем?

Камилла встала на колени подле матери и обняла ее:

— Не отчаивайся, мама. Может быть, Гервас вернется из плавания богачом, тогда ты сможешь поехать в Бат и подлечить ноги. Я уверена, что горячие источники тебе помогут.

— А я бы хотела, чтобы ты поехала в Лондон и развлеклась, как и положено девушке в твоем возрасте, — возразила леди Ламбурн. — Несправедливо, что тебе приходится сидеть здесь, как в клетке.

— Не беспокойся за меня, — перебила ее дочь, — ты знаешь, что мне не понравилось в Лондоне в прошлом году, хотя тетя Джорджина была, как никто, добра ко мне. Мне хочется лишь одного — жить здесь в покое с тобой и папой и знать, что у нас есть крыша над головой и вкусная еда на столе.

— Сейчас это вряд ли получится, — печально произнесла леди Ламбурн. — Мне невыносимо стыдно, что наши слуги уже полгода не получали жалованье. Я с трудом могу смотреть в глаза Агнес, когда она приносит мне чай. Бедняжка вынуждена чистить все столовое серебро одна, а ведь раньше за ним следили и дворецкий, и три лакея.

— О, Агнес не против, — улыбнулась Камилла. — Она проработала у нас всю жизнь и стала членом семьи. Знаешь, что она сказала мне вчера? «Когда мы снова разбогатеем, мисс Камилла, будем смеяться над нынешними горестями». Сейчас Агнес делит с нами печали. А придет время, разделит и радости.

— Лишь бы пришло то время! — воскликнула леди Ламбурн. — Не могу понять, почему отец так задерживается. Я молю Бога, чтобы он не вздумал занять денег у кого-нибудь и не решил попытать удачу в игорном клубе.

— Отец — не игрок, — заверила ее Камилла. — Ты хорошо знаешь, мама, что все деньги, скопленные на дипломатической службе, он вложил в ценные бумаги. Просто нам не повезло, что большая их часть оказалась во французских франках.

— Из-за этого чудовища Наполеона мы потеряли почти все, что имели, — леди Ламбурн всплакнула, — а потом еще разразился банковский кризис в Англии. Вместо того чтобы сделать нас богаче, победа принесла нам разорение. Судьба обошлась с нами жестоко, Камилла! Я чувствую себя такой беспомощной.

— И я тоже, мама. — Камилла поднялась с колен и поцеловала мать в щеку. — Нам остается только молиться. Помнишь, ты всегда говорила, что молитва поможет даже тогда, когда все остальные усилия будут тщетны.

— Раньше я всегда верила в это, — подтвердила леди Ламбурн, — но сейчас мне страшно, любовь моя.

Камилла чуть слышно вздохнула и отвернулась к окну. Лучи апрельского солнца, проникающие в комнату сквозь решетки на окнах, ласково грели ее осунувшееся лицо. В солнечном свете фигура девушки казалась совсем хрупкой, и при взгляде на дочь у леди Ламбурн сжалось сердце.

«Камилла такая худенькая», — подумала она. И это было неудивительно, так как их рацион питания уменьшался день ото дня. Они уже задолжали мяснику в деревне, и у них больше не было егерей, которые бы приносили из леса кроликов и кабанов, как прошлой зимой. Из слуг оставались лишь Агнес и старый Уитон, служивший им лет пятьдесят, полуслепой, разбитый ревматизмом так, что всю работу мог делать только в полусогнутом состоянии.

На мгновение леди Ламбурн закрыла глаза и представила высоких гостей, толпившихся в их лондонском доме накануне войны. Будучи послом, лорд Ламбурн являлся персоной grata для всех дипломатов при дворе короля Якоба, и они с радостью слетелись поприветствовать сэра Горация и его очаровательную жену, возвратившихся из Европы, а также узнать последние новости с континента.

Они приносили с собой дорогие безделушки для Камиллы, но девочка находила их менее интересными, чем старые игрушки, которые она любила и берегла с раннего детства. Она была красива уже тогда и походила на маленькую фею с золотистыми волосами и темно-синими глазами, серьезно смотревшими на всякого, кто говорил с ней.

Дипломаты предрекали, что она станет первой красавицей в Лондоне. «Скоро ваш дом начнут осаждать пылкие поклонники», — говорили они леди Ламбурн, и та признавала их правоту. С годами детская миловидность Камиллы превратилась в красоту, от которой захватывало дух. Но теперь у них не было ни дома в Лондоне, ни денег на модные наряды. Оставалось лишь старое поместье с полями, заросшими крапивой и бурьяном, и полуразрушенным особняком в елизаветинском стиле.

— Ах, Камилла, как я мечтала о твоем блестящем будущем. — Казалось, что этот крик вырвался у леди Ламбурн из самого сердца.

Камилла прислушалась к чему-то и взяла мать за руку, словно призывая замолчать.

— Вы слышите, мама? Это же — стук колес! — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Леди Ламбурн, которая не могла спуститься вниз в своей инвалидной коляске, услышала, как Камилла пробежала через холл и отворила входную дверь.