Лиза Клейпас - Соблазни меня в сумерках

— Вы были знакомы с Гарри, мисс Маркс?

— Пожалуйста, зови меня Кэтрин. Я бы очень хотела, чтобы ты считала меня своим другом. — Кэтрин прерывисто вздохнула. — Да, я была знакома с ним в прошлом.

— Что? — слабо спросила Поппи.

— Мне следовало рассказать это тебе раньше. Извини. Об этом нелегко говорить.

Поппи изумленно молчала. Не часто случалось, чтобы человек, которого она хорошо знала, открывался с новой, неожиданной стороны. Выходит, между мисс Маркс и Гарри существует связь? И что особенно обескураживало, они оба держали это в секрете. Ужасная мысль пришла ей голову, заставив похолодеть.

— О Боже. Вы с Гарри…

— Нет. Ничего такого. Но это запутанная история, и я не знаю, как… Позвольте начать с того, что мне известно про Гарри.

Поппи озадаченно кивнула.

— Отец Гарри, Артур Ратледж, был на редкость амбициозным человеком, — начала Кэтрин. — Он построил отель в Буффало, штат Нью-Йорк, как раз в то время, когда там начали расширять порт. И надо сказать, ему удалось добиться определенного успеха, хотя он был плохим управляющим — упрямым и деспотичным. Женился он в сорок лет на местной красавице, Николетт. Жизнерадостная и обаятельная, она была почти вдвое моложе его. У них было мало общего. Не знаю, прельстилась ли она его деньгами или поначалу их связывали чувства. К сожалению, Гарри родился немного раньше срока, что дало пищу сомнениям относительно отцовства Артура. Видимо, это поспособствовало семейным неурядицам. Так или иначе, но брак дал трещину. После рождения Гарри Николетт пустилась во все тяжкие и в конечном итоге сбежала в Англию с одним из своих любовников. Гарри было четыре года. Лицо Кэтрин приняло задумчивое выражение. Она так погрузилась в свои мысли, что, казалось, даже не заметила, что хорек забрался к ней на колени. — Родители и раньше уделяли Гарри мало внимания, но после бегства Николетт он был полностью заброшен. Хуже, чем заброшен, он оказался в целенаправленной изоляции. Артур поместил его в невидимую тюрьму. Служащим отеля было приказано как можно меньше общаться с ним. Его часто запирали одного в комнате. Даже когда он ел на кухне, слуги боялись разговаривать с ним — из страха получить выговор. Артур позаботился о том, что Гарри был накормлен, одет и получал образование. Никто не мог сказать, что с Гарри плохо обращаются, потому что его не били и не морили голодом. Но существуют способы сломать человеческую душу и помимо телесных наказаний.

— Но почему? — спросила Поппи, не в силах постигнуть подобной жестокости. — Как можно быть насколько мстительным, чтобы наказывать ребенка за прегрешения его матери?

— Гарри напоминал Артуру о прошлом унижении и разочаровании. И весьма вероятно, что он не был даже его сыном.

— Это не оправдание! — взорвалась Поппи. — Как жаль, что никто не смог помочь ему!

— Многие из служащих отеля ужасно переживали из-за участи Гарри. Особенно экономка. Как-то раз она заметила, что ребенка не видно два дня, и отправилась на поиски. Он был заперт в своей комнате без еды. Артур был так занят, что забыл выпустить его. А Гарри было всего пять лет.

— Неужели никто не слышал, как он плакал? Разве он не производил никакого шума? — спросила Поппи дрогнувшим тоном.

Кэтрин опустила глаза, погладив хорька.

— Главное правило отеля — никогда не беспокоить постояльцев. Гарри это вбили в голову с самого рождения; Он тихо ждал, надеясь, что кто-нибудь вспомнит о нем и придет.

— О нет, — прошептала Поппи.

— Экономка пришла в такой ужас, — продолжила Кэтрин, — что смогла разузнать, куда уехала Николетт, и послана ей письмо, описав ситуацию, в надежде, что та пришлет за ним. Все, даже жизнь с такой матерью, как Николетт, было лучше, чем ужасная изоляция, которой подвергался ребенок.

— Но Николетт не прислала за ним?

— Нет, пока не стало слишком поздно для Гарри. Слишком поздно для всех, как выяснилось впоследствии. Николетт подхватила чахотку. Это было медленное увядание, но ближе к концу болезнь стала быстро прогрессировать. Перед смертью ей захотелось узнать, что стало с ее сыном, и она написала ему письмо с просьбой приехать. Он отбыл в Лондон на первом же корабле. К тому времени он уже стал взрослым. Ему было двадцать или около того. Не знаю, почему он хотел увидеть свою мать. Подозреваю, что у него в голове засела мысль, что она уехала из-за него. — Кэтрин помолчала, погруженная в собственные мысли. — Дети часто винят себя в дурном обращении с ними.

— Но он был совсем маленьким. — Сердце Поппи сжалось от сочувствия. — Ни один ребенок не заслуживает того, чтобы быть брошенным.

— Вряд ли кто-нибудь говорил это Гарри, — сказала Кэтрин. — Да он и не стал бы это обсуждать.

— Что сказала ему мать, когда он нашел ее?

Кэтрин не сразу ответила, гладя блестящий мех хорька, свернувшегося у нее на коленях. Наконец она отозвалась напряженным тоном, не поднимая глаз:

— Она умерла за день до его прибытия в Лондон. — Ее пальцы переплелись, сцепившись в тугой узел. — Навсегда ускользнув от него. Полагаю, вместе с ней умерла его надежда найти ответы на мучившие его вопросы и обрести привязанность.

Повисло молчание.

Поппи была потрясена.

Что могло стать с ребенком, воспитанным в таком холодном, лишенном любви окружении? Должно быть, ему казалось, что весь мир предал его. Какое тяжкое бремя, чтобы нести его всю жизнь.

«Я никогда не полюблю тебя», — сказала она ему в день свадьбы. И он ответил: «Я никогда не стремился к тому, чтобы быть любимым. И видит Бог, неплохо обходился без этого».

Поппи закрыла глаза, ощущая дурноту. Такие раны не залечишь за один день и даже за год.

— Я хотела рассказать тебе раньше, — услышала она голос Кэтрин. — Но я боялась, что это склонит тебя в пользу Гарри. Ты всегда так легко поддаешься сочувствию. А правда в том, что Гарри не нужно ни твое сочувствие, ни твоя любовь. Маловероятно, что он станет таким мужем, которого ты заслуживаешь.

Поппи смотрела на нее глазами, затуманившимися от слез.

— Тогда зачем ты говоришь мне это сейчас?

— Потому что, хотя я всегда думала, что Гарри не способен на любовь, я не до конца в этом уверена. Когда дело касается Гарри, ни в чем нельзя быть уверенной.

— Мисс Маркс, — заговорила Поппи, однако тут же поправилась, — Кэтрин. Но при чем здесь ты? Какое отношение ты имеешь к Гарри? Откуда тебе известно все это?

Лицо Кэтрин пересекла любопытная смена выражений: волнение, печаль, мольба. Она задрожала так сильно, что хорек, дремавший у нее на коленях, проснулся и поднял голову.

Молчание затянулось, и Поппи бросила вопросительный взгляд на Амелию, которая едва заметно кивнула, призывая ее к терпению.

Кэтрин сняла очки и принялась протирать запотевшие линзы. Ее лицо покрылось испариной, придавая ее нежной коже перламутровое сияние.