Елизавета Дворецкая - Огнедева

Ополчение ждало их, подойдя вплотную к воде, чтобы помешать высадке. Вождь викингов, стоявший на носу переднего корабля — его легко было узнать по наиболее богатому доспеху и шлему с позолоченной отделкой, — закричал что-то и метнул копье в толпу на берегу, метя в Домагостя, в котором тоже опознал воеводу. Домагость, державший меч и щит, от копья уклонился, но оно поразило в плечо оказавшегося позади него Миряту, Братомерова сына, — тот вскрикнул и упал бы, если бы в тесной толпе было куда падать. Крик его потонул в общем шуме — первый корабль с разгону вылетел на мелководье, но еще до того, как он остановился, викинги стали прыгать с бортов, посыпались горохом, прикрываясь щитами от летящих в них стрел и сулиц. Ладожское войско качнулось им навстречу — тогда над берегом и взлетел тот крик ярости и отчаяния, который услышали женщины возле леса. Крик, в котором слились все разнообразные чувства бойцов: жажда победы, ужас перед гибелью, смотрящей в лицо, боевая ярость, позволяющая не думают о смерти, а только о крови врага. Кто-то кричал от избытка боевого задора, кто-то подбадривал сам себя, стараясь подавить неизбежный страх, но вопль этот, будто призыв к Перуну о помощи, взлетел до самых небес — серых, хмурых, словно склонившихся к земле, чтобы лучше видеть. Заморосил дождь — последнее дело, поскольку на мокрой земле легко поскользнуться, а в бою достаточно на один миг утратить равновесие — и напорешься на вражеский клинок.

Викинги начали сражаться еще в воде. Иные из них из-за множества воткнувшихся в щиты стрел вынуждены были бросить их и держали оружие обеими руками — не жалея себя, уже зная, что не уйдут живыми, они рвались вперед, будто железный ураган, теснили ополчение прочь от берега, чтобы дать возможность товарищам ступить на твердую землю. Охваченные неистовством, они кричали и вопили, и от этого дикого, нечеловеческого вопля у мирных работников, не привычных к стихии битвы, кровь стыла в жилах и слабели колени. Через считанные мгновения первые из викингов, вышедшие на песок, становились жертвами чьих-то клинков и падали, мешая свою кровь с волховской водой. Однако большинство викингов быстро образовали сомкнутый строй, который двинулся на ладожан и буквально отбросил их от воды. Закипело яростное сражение: числом противники были почти равны, зато викингов отличали лучшее вооружение, выучка и опыт. Но ладожане, бившиеся на пороге своих домов, были полны решимости не отступать. Половина свейского строя оказалась напротив дружины Вестмара, продвижение замедлилось. Часть викингов не могла двигаться вперед так же быстро, как другие, и отстала; их строй начал растягиваться, даже разорвался ненадолго, хотя конунг, умело управляя боем, успевал затыкать дыры. Большинство ладожского войска постепенно отступало под напором лучше вооруженных и более опытных противников. У воды остались лежать тела — залитые кровью мертвые, раненые. Кто-то пытался отползти, кто-то силился встать, кто-то захлебывался, не имея сил поднять голову из весенних холодных волн. Недавно шедший назад Волхов жаждал жертвы — и теперь он ее получал.

Вот ладожане уперлись спинами в клеть, и, видя, что они могут оказаться прижатыми к стене, Творинег, стоявший во главе мужчин своего рода, велел строю расступиться. Оказавшись перед бревенчатой стеной, викинги тоже были вынуждены разорвать строй и обходить клеть с двух сторон. Сражение закипело в промежутке между постройками.

А между тем Доброня решил, что его час настал. Чудины заранее приготовили горшки с тлеющими углями и запасы просмоленного сухого хвороста. Хворост подпалили, и пламя ярко вспыхнуло. От него зажгли факелы, и два десятка челноков устремились через Волхов прямо к стоящим за мысом русским кораблям.

Завидев их приближение, оставленные для охраны кораблей викинги принялись стрелять. Чудины сидели в челноках по трое: один греб, второй держал щит, прикрывая себя и товарища, а третий сноровисто пускал подожженные стрелы на корабль. Челноков было слишком много, викинги не успевали отстреливаться от всех, и некоторые чудины сумели приблизиться вплотную, откуда уже можно было кидать факелы и горшки с просмоленной соломой. Разлетаясь по кораблю, по скамьям, веслам и поклаже, все это горело, дымило, чадило, и едва викинги успевали затоптать или выбросить один факел, как ему на смену прилетало два других. Над кораблями начал подниматься дым, все более густой и плотный. Ветер понес запах гари.

На берегу уже почти ничего не осталось от того строя, которым викинги начали наступать. Сражение переместилось к домам и кипело между постройками, на огородах, среди свежих гряд, между обрушенных плетней. Кое-где ладожанам удалось зажать в угол утративших строй викингов и перебить какую-то часть полностью. Теряя друг друга в постройках, викинги не успевали прийти на помощь своим, получали удары в спину, не зная, откуда ждать нападения.

А тут поле сражения накрыло дымом. Еще в самом начале Сокол с Душилой подожгли заранее притащенные в клеть смоляные бочки, а сами бросились наружу. Разгоревшееся пламя охватило сперва одну клеть, потом соседнюю. Товары из них предусмотрительно были вынесены и заменены соломой и хворостом. Огонь оказался у викингов за спиной; душный дым окутывал причалы и пустырь, ставший полем битвы. Дым несло на людей, он слепил глаза, не давал дышать. Тем временем задымились и корабли.

Внезапно над беспорядочным шумом битвы разнесся звук рога: конунг давал своим людям сигнал к отступлению. Его дружина была рассеяна, поселение горело, уничтожая надежду на добычу, и выходило, что если он продолжит бой, то потеряет людей понапрасну, а вознаградить себя за потери окажется нечем.

И викинги стали бегом отходить к своим кораблям. Чудские челноки, будто водомерки, шустро метнулись назад, к берегу. Черпая воду наспех снятыми шлемами, викинги заливали огонь на кораблях, взбирались на борт и хватали весла. Конунг отступал среди последних, несмотря на то что весь его правый бок под разрубленной кольчугой был залит кровью. Он не привык вести длительные сражения — убедившись, что легкой и быстрой победы не будет, конунг предпочел поберечь силы.

Окутанные серыми клубами, три корабля один за другим отходили от мыса и двигались вниз по течению Волхова, туда, откуда пришли. Позади они оставляли берег, укрытый дымом пожара, усеянный телами и скользкий от крови. В нескольких местах над постройками ревел огонь.

— Попробуй сунься еще раз — так отделаю, что в Валгаллу не пустят! — кричал вслед Вольга, грозя с мыса обломанным древком копья.

— Тушить, тушить, ребята, а не то все выгорит! — орал Домагость, который, пытаясь перекричать общий шум и треск пламени, почти уже сорвал голос.