Мэдлин Хантер - Обольщение в красном

Себастьян уже довольно давно смирился с тем, что не узнает ничего в кабинетах Совета, и эту встречу организовал не он. Просьба о разговоре поступила от мистера Синглтона, заведующего складом, непосредственного начальника мистера Келмслея.

Себастьяна провели в комнату, расположенную в старинной средневековой постройке. Судя по всему, пользовались ею не слишком часто. Стол был пуст, никаких бумаг и записей. Солдат, приведший туда Себастьяна, оставил его и с гулким стуком закрыл за собой тяжелую дверь. Себастьян представил себе, что долгие века именно этот звук слышали узники, прежде чем их отправляли в камеры.

Он выглянул в маленькое окошко. Оттуда был виден двор, в котором на протяжении многих веков отрубали людям головы. Вообще-то Тауэр служил для многих целей, но эта была одной из самых известных.

— Прошу меня простить, сэр. Я был занят серьезным делом, касающимся безопасности. Надеюсь, вы понимаете, что род нашей деятельности вполне допускает такие дела, — быстро проговорил слова извинения мистер Синглтон. Судя по его покрасневшему лицу, он искренне верил в то, что Себастьян не обидится на него.

Что ж, это хороший знак, и Себастьян поспешил разубедить его.

— Мне любопытно, почему вы все-таки попросили меня о встрече, мистер Синглтон, — сказал он. — Вот уже год как я добивался ее, но, увы, безрезультатно.

Синглтон кивнул.

— И за это хочу извиниться перед вами, сэр, — промолвил он. — Надеюсь, вам известно, что я — преданный слуга своего государства.

Было непонятно, то ли он случайно произнес эти слова, то ли это было своего рода предупреждение. Впрочем, в любом случае Синглтон хотел сказать, что при любых обстоятельствах он действовал по чьему-то приказу.

— Надеюсь, маркиз хорошо поживает, сэр?

— Да, благодарю вас, с моим братом все в порядке.

— Прошу вас передать ему от меня привет. А как ваша молодая женушка? От всей души поздравляю вас с заключением брака!

— Спасибо.

— Великолепно! — Синглтон помолчал, собираясь с мыслями. — Если я могу говорить искренне — а вы можете мне поверить, что у меня нет причин выказывать неуважение…

— Разумеется, — перебил его Себастьян.

— Учитывая ваше рвение в одном деле, личность вашей жены вызвала здесь определенный интерес.

— Полагаю, вы имеете в виду дело ее отца, — утвердительным тоном произнес лорд Себастьян. — Что ж, мистер Синглтон, мы с женой готовы первыми признать, что судьба может быть весьма капризной особой.

— Именно так, именно так, — закивал Синглтон. — Капризной. Однако мы хотели бы знать, почему вы по сию пору проявляете интерес к этому делу? Почему не оставляете его?

Было непонятно, какого ответа он ждал от Себастьяна, что весьма интересно, учитывая их прежнюю беспомощность.

— Скажите, Синглтон, как вы считаете, это дело вообще стоит оставлять? Полагаете, что нынешние обвинения в адрес Хораса Келмслея — это полное и единственное объяснение произошедшего?

На лице Синглтона появилась сдержанная улыбка.

— Мы считаем, что в этих стенах и с нашего соизволения не произошло ничего такого, что заставило бы меня иметь другое мнение.

— Но мне все же кажется, что оно у вас есть, — заметил Себастьян.

— Только между нами. Не для чужих ушей. Я могу лишь сказать, что, по моему мнению, если вы продолжите заниматься этим делом, вам не удастся оправдать отца вашей жены, хотя, вероятно, пуститься на этот шаг вас заставил свадебный фейерверк.

Им что-то известно. Разумеется, известно. Совет никогда ничего не делал без тщательного изучения дела.

Себастьян думал об этом все то время, пока спускался с Тауэрского холма. Синглтон говорил так, будто расследование пришло к перекрестку, а не к стене. А это означало, что Совет по боеприпасам и вещевому снабжению ожидает новую информацию, с помощью которой можно будет нанести интересам одного из членов парламента очередной удар.

Спустя два дня, когда лорд Себастьян одевался, собираясь на бал, из спальни жены раздался робкий стук. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянула Одрианна.

Ее уже причесали. Каштановые кудри были уложены в затейливый узел на макушке, а лицо обрамляли спиральки кудряшек. Одрианна поискала его глазами.

— Я могу войти? Мне нужен твой совет.

Отбросив галстук, Себастьян знаком велел лакею удалиться. Оставшись в одиночестве, он вышел в свою гардеробную.

Во рту у него пересохло.

На ней было красное платье. Даже, скорее, темно-алое. Цвет весьма вызывающий, но покрой довольно скромный. Однако благодаря тому, как оно на ней сидело, как шелк облегал фигуру, Одрианна чувствовала себя уверенной и красивой.

— Плохой выбор? — спросила она. — Мне посоветовали купить его, и оно мне очень нравится, но после разговора с твоей матерью я засомневалась.

Себастьян представлял, как он заключает ее в объятия, поворачивает спиной к себе, и этот красный шелк поднимается все выше, выше…

— Тебе не нравится? — проговорила Одрианна.

— Нет, ты ошибаешься. Ты выглядишь в нем потрясающе.

Комплимент Одрианне понравился, но она стала снова осматривать себя.

— Ты уверен, что оно не вульгарно? Боюсь, маркиза скажет именно это, Этот цвет сейчас в моде, но она хочет, чтобы я ходила в белом. Всегда в белом… Как девочка! Но я ведь уже не девочка.

Нет, она не девочка. В этом платье она женщина с головы до пят. Себастьян пытался сдержаться, но руки не повиновались ему, и он поддался искушению, заключил ее в объятия. Легкое, податливое тепло Одрианны окутало его. Себастьян покосился на часы, подсчитал, как долго будет длиться этот бал и стоит ли вообще на него идти.

— Ты проявляешь настоящую душевную щедрость, беспокоясь о том, что она может подумать, — сказал он. — Однако я приказываю тебе остаться в этом платье. Так ты чувствуешь себя увереннее?

Одрианна одновременно ощутила жар и холод.

— Да, твои слова вернули мне уверенность, и я больше не буду беспокоиться о том, кто что обо мне подумает. Однако мне приятно осознавать, что платье пришлось тебе по вкусу. Это мой первый бал в высшем обществе, и я понимаю, что по моему поведению ты сможешь решить, насколько я заслуживаю звания твоей жены. — Отступив назад, она оглядела алую ткань. — Он сказал, что тебе понравится, но я хотела увериться в этом.

— Он? — удивился Себастьян.

— Твой брат, — выходя из его спальни, пояснила Одрианна.

Себастьяна охватило какое-то странное чувство. Но прежде чем он понял, в чем дело, она уже исчезла.

Это чувство он бы не назвал ни новым, ни незнакомым для него, но ощутить его в этот момент было странно.

Ревность. Вот что он почувствовал! Ревность к тому, что сначала Одрианна пошла со своими тревогами к Моргану, а уж потом обратилась к нему.