Валери Кинг - Любовное состязание

Эммелайн почувствовала себя совершенно растерянной, когда он бросил на нее взгляд, полный чисто мальчишеской обиды, и прошептал:

— А как же я? Разве меня не полагается развлекать? Я ведь тоже ваш гость, Эммелайн! К тому же вы не ответили на мой вопрос.

Сердце Эммелайн сильно забилось, когда она заглянула в устремленные на нее с нежностью серые глаза.

— Вы хотите знать мое мнение относительно каналов?

Он тихо рассмеялся.

— Ну вот. Вы, оказывается, даже не слушали меня. Я спросил, не одолжите ли вы мне свой платок для фехтовального поединка.

Эммелайн облегченно перевела дух.

— Ах вот, в чем дело! — проговорила она, стараясь, чтобы ее тон казался чисто дружеским. — Ну, раз вам так хочется, — пожалуйста!

И тотчас же, вновь извинившись, направилась к мисс Мортон.

Лорд Конистан следил за нею, не отрываясь, пока она пересекала гостиную. Его душа была глубоко уязвлена легкомысленным отношением Эммелайн к его просьбе. Сперва он возмутился ее ветреностью, но вскоре забеспокоился уже о себе самом. Почему он принимает так близко к сердцу ее явное равнодушие к собственной особе? Тут ему в голову пришла действительно ужасающая догадка: он ей просто не нравится, вот и все. Но Конистан сразу же отбросил эту мысль как совершенно неприемлемую. Что же с ним происходит? Конечно, ему, как и любому другому, было неприятно не преуспеть в достижении намеченной цели, но разве одним этим соображением можно объяснить острую боль, внезапно сдавившую ему грудь при мысли о том, что Эммелайн Пенрит может навсегда остаться к нему равнодушной?

Так как час был поздний, он решил вернуться к себе в сарай и вскоре покинул гостиную, а оставшись наедине с собой и наливая с горя полный бокал шерри, принялся размышлять о том, почему вопрос о завоевании уважения Эммелайн и вдруг стал таким важным для его душевного спокойствия.

Расположившись в одном из красных бархатных кресел, Конистан тяжело вздохнул. Эммелайн не скрывала, что во многом неодобрительно смотрит на его поведение, особенно в том, что касалось его отношения к ее молодым подружкам, но ему казалось, что с этим он уже научился справляться. Однако в этот вечер, размышлял Конистан, вращая коричневато-красную жидкость в своем бокале, выяснилось, что сделанного им явно недостаточно. На Эммелайн не произвели никакого впечатления его попытки относиться ко всем дамам более почтительно и дружелюбно. Лишь один-единственный раз она похвалила его, сказав: «Вот теперь вы ведете себя, как подобает разумному человеку!» И это все! Ни ослепительной улыбки, ни рукопожатия, ни восторженного взгляда! «Как подобает разумному человеку!» Что это значит? Он почему-то ожидал большего, но чего именно? И почему?

Вообще-то Конистану было не свойственно предаваться философским размышлениям. Он жил одним днем, одной минутой, не заглядывая ни в прошлое в поисках мудрости, ни в будущее, чтобы точнее определить свои цели и порядок действий. Тем не менее он жил насыщенной и полной жизнью, поскольку очень серьезно относился к возложенной на него обязанности опекать своих сводных братьев и сестер. Его поместья по праву считались в числе лучших и даже образцовых, земли были ухожены, а доходы высоки благодаря умелому ведению хозяйства, все его арендаторы обитали в добротных и уютных коттеджах. Но оценит ли Эммелайн все эти достижения? Ему казалось, что должна оценить, поскольку сама она гордилась столь же образцовым имением своего отца.

Существует лишь один ответ на все эти мучительные вопросы, подумал Конистан. Ему вдруг показалось, что в голове у него кто-то убрал пыльные чехлы, открыв ему сияющую истину. В сущности, все было очень просто. Он влюблен в нее. С какой легкостью далась ему эта мысль! Он любит ее и хочет сделать своей женой. Конистан посмотрел в окно и увидел, как звезды мерцают в бездонной темноте небосвода. Казалось, та минута, когда он наконец признался сам себе, что, прожив на свете тридцать пять лет, впервые влюбился по-настоящему, должна была сопровождаться каким-то взрывом, но ничего подобного не произошло. Никаких театральных эффектов, фейерверков, комет или землетрясений. Просто ему стало страшно, что среди всех знакомых женщин его сердце выбрало единственную, которая никогда не сможет ответить ему взаимностью.

Как же это случилось, удивился Конистан. Как его угораздило влюбиться именно в Эммелайн? А может, он ошибается? Может, ему просто досадно, что она так откровенно им пренебрегает, вот он и вообразил, будто его сердце разбито?

Потягивая шерри, виконт откинул голову на спинку кресла. Нет, не такой он простак, чтобы в это поверить. Он научился по-настоящему восхищаться Эммелайн. Одни ее усилия, затраченные на подготовку турнира, свидетельствовали о незаурядных способностях. Ее никогда и ничто не смущало, никакое неожиданное происшествие не могло вывести ее из себя. К примеру, когда одной из юных леди вздумалось устроить истерику, Эммелайн лишь посоветовала ей взять себя в руки и не быть дурой!

Вспомнив этот недавний случай, он рассмеялся вслух. Два дня назад Оливия Брэмптон свалилась с садовой изгороди высотой в три фута [26]. Ей вздумалось пройти по этой невысокой стенке, побившись об заклад с Брантом Девоком. Она ушибла плечо и тотчас же принялась рыдать самым душераздирающим образом, чем привлекла к себе всеобщее внимание. Конистан был одним из немногих, кто с самого начала заподозрил, что именно в этом и заключалась основная цель Оливии. Эммелайн явно была того же мнения и, не стесняясь в выражениях, заявила, что если мисс Брэмптон сейчас же не перестанет ломать комедию, то ей — Эммелайн — придется закатить гостье пару оплеух.

Многие из гостей были потрясены суровостью хозяйки, но зато Оливия немедленно прекратила истерику, ее завывания сменились приступом икоты, а большие заплаканные глаза вытаращились от изумления. Она без звука позволила Эммелайн увести себя в утреннюю столовую, где ее ушибленное плечо было подвергнуто самому тщательному врачебному осмотру.

За последние десять дней Эммелайн столько раз удивляла и радовала его, что Конистан наконец-то понял, откуда взялось у него это навязчивое стремление разбить ее сердце! Нет, ему вовсе не хотелось разбивать это сердце, ему хотелось его покорить! А теперь оставалось только решить, удастся ли ему заинтересовать своей персоной женщину, которая в ответ на просьбу одолжить платок на счастье небрежно бросила:

«Ну, раз вам так хочется, — пожалуйста!»

У Конистана создалось отчетливое впечатление, что если в ближайшем будущем на него не снизойдет озарение, нет у него ни малейшего шанса пробиться сквозь зубчатые крепостные стены, воздвигнутые Эммелайн вокруг своего сердца.