Лиза Клейпас - Герой снов

Тихий удовлетворенный смешок прозвучал у нее над ухом. Он свел ее к мостовой, где их поджидал великолепный лакированный экипаж. В него была запряжена четверка блестящих вороных рысаков знаменитой орловской породы. При карете находились два высоких лакея в черных ливреях.

Эмма влезла в экипаж первой и удобно расположилась на бархатном сиденье такого темно-красного цвета, что он казался почти черным. Внутри карета была отделана отполированными до блеска панелями дорогого дерева. Хрустальные окошки были обрамлены золотом, лампы инкрустированы полудрагоценными камнями. Несмотря на значительное состояние, которым обладала ее семья, Эмма никогда не видела такого роскошного экипажа. Николай сел напротив нее, и карета с волшебной плавностью помчалась по ухабистым улицам Лондона.

Пораженная Эмма на мгновение задумалась о жизни, которую Николай вел в России, обо всем, что он принужден был там оставить.

– Ник, - внезапно спросила она, - вы видитесь с кем-нибудь из родных? Они приезжают в Англию навестить вас?

Он не изменился в лице, но она почувствовала, что вопрос озадачил его.

– Нет… Да я этого от них и не жду. Когда я покинул Россию, все связи были оборваны.

– Но ведь не кровного родства. У вас есть сестры, не так ли? Тася как-то упоминала, что их у вас четыре или пять…

– Пять, - сухо отозвался он.

– Разве вы по ним не скучаете? Неужели вам не хочется их повидать?

– Нет, я по ним не скучаю. Мы с ними были почти чужими. Нас с Михаилом воспитывали отдельно от сестер.

– Почему?

– Потому, что так хотел наш отец. - Скорбные складки залегли возле его губ. - Мы чем-то походили на зверей в вашем зверинце: жили в клетках и полностью зависели от милости отца.

– Вы не любили его?

– Мой отец был бессердечным мерзавцем. Когда десять лет назад он умер, о нем не пожалела ни одна живая душа.

– А ваша мать? - робко поинтересовалась Эмма. Николай покачал головой и усмехнулся:

– Я предпочитаю не говорить о своей семье.

– Понимаю, - пробормотала она. Николай продолжал усмехаться.

– Нет, не понимаешь. Ангеловские - отвратная семейка, и каждое следующее поколение хуже предыдущего. Мы пошли от киевских князей-воинов, которые затем укрепили свой род грубым крестьянским семенем и добавили еще монголов, завоевателей-кочевников, любивших освежаться в долгих походах кровью из жил своих коней. В дальнейшем мы лишь катились вниз… чему я являюсь ярким примером.

– Хотите меня испугать?

– Предупредить, чтобы ты не питала на мой счет никаких иллюзий. "Нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый". Не стоит этого забывать, Эмма.

Она засмеялась, в голубых глазах запрыгали веселые чертики.

– Вы напоминаете мне Тасю, когда она цитирует Библию. Никогда не думала, что вы религиозны.

– Религия тесно вплетена в русскую жизнь. Ее влияния никак не избежать.

– Вы ходите в церковь?

– С детства не был. Мы с братом думали, что ангелы живут на главах церквей. Они собирают наши молитвы и отсылают на небо.

– И были ваши молитвы услышаны?

– Нет, никогда, - коротко передернул плечами Николай. - Но ведь наш основной талант - терпеть… Это Божий дар русскому народу.

Карета миновала дешевый рынок с фруктовыми, овощными, рыбными и прочими прилавками, в том числе заваленными подержанной обувью и одеждой. Толпа шумела вокруг них, толкалась на соседних улочках, заставляя лошадей замедлять ход, а экипажи - вытягиваться в цепочку. Воздух звенел особыми рыночными звуками - смесью людских криков и визга животных.

Когда их карета остановилась, Эмма наклонилась и с любопытством выглянула в окошко.

– Там что-то случилось, - заметила она. - Возможно, драка или что-то в этом роде.

Николай открыл дверцу кареты и легко спрыгнул наземь. Велев кучеру обождать на месте, он направился в толпу. Эмма выждала минуту или две, прислушиваясь к продолжающейся какофонии. Возможно, столкнулись два экипажа или кого-то задавили… Сердце ее заныло от жалости, когда до нее донеслось жалобное ржание лошади или осла. В нем ясно слышались боль и страх. Не в силах вытерпеть ни одной лишней минуты, Эмма выскочила из кареты как раз в ту минуту, как возвратился Николай. Лицо его было мрачно.

– Что там случилось? - взволнованно спросила она.

– Ничего особенного. Возвращайся в карету, мы тронемся через пару минут.

Эмма посмотрела в его непроницаемые, безучастные глаза и рванулась мимо него.

– Эмма, вернись!

Но она, не обращая внимания на суровый приказ, уже пробиралась сквозь толпу.

Посреди оживленного перекрестка перегруженная кирпичом повозка полностью перегородила дорогу. Старый осел, понурый, с торчащими ребрами и прогнутой спиной, отчаянно пытался втащить ее на небольшой подъем. Хозяин, плотный, коренастый здоровяк с руками как окорока, озверело бил осла обрывком железной цепи. Залитое кровью, охромевшее, несчастное животное безумно выкатывало глаза, но не могло сдвинуть непосильный груз.

В "Наставлении", только что представленном Эммой собранию Королевского общества гуманного обращения с животными, была подробно расписана процедура, которой надлежало следовать в подобных случаях. Она должна была записать имена виновника и свидетелей, дать описание преступления и нанесенных увечий… Но при звуке жалобных криков осла все мысли о правилах и формальностях вылетели у нее из головы. Взрыв ярости сотряс ее и дал силы растолкать гущу толпы.

– Прекратите! Прекратите немедленно, или я вас убью!

Пораженные появлением рыжей фурии, несколько человек, стоявших у нее на пути, попятились. Короткошеий здоровяк перестал бить осла и злобно уставился на нее:

– Не лезь не в свое дело, сука!

Не обращая на него внимания, Эмма приблизилась к перепуганному животному. Она подобралась к безумно мотавшейся голове и стала успокаивать ласковыми словами, пока ослик не уткнулся носом ей в живот, как ребенок, ищущий спасения и убежища. Толпа ахнула, раздались возгласы удивления.

На владельца осла, однако, это впечатления не произвело.

– Убирайся прочь от моей скотины! - проревел он и угрожающе вскинул руку. - Я заставлю его влезть на этот холм, или он отправится прямой дорогой в ад.

– А я вас отправлю под арест! - вскричала Эмма, обнимая дрожащее животное за шею. - Эта повозка для него слишком тяжела. Он не может ее тащить, тупой ты ублюдок!

– Убирайся прочь! - Цепь взвилась в воздух и ударила оземь у самых ее ног. - Прочь, или я раскрою тебе голову!

Руки Эммы судорожно сжались вокруг животного.

Поглядев на багровое лицо мужчины, она поняла, что он от ярости ничего не соображает и грозит ей вполне серьезно. Однако отступить она не могла. Ей никогда не простить себя, если она даст забить несчастного осла до смерти.