Лиза Клейпас - Герой снов

Эмма вглядывалась в крохотный вышитый кошелечек, лежавший у нее на коленях, поворачивая его к свету то одной стороной, то другой, отчего драгоценные бусинки на нем весело сверкали.

Грустная история растрогала ее, но не желая показать этого, она прикрылась легкой насмешкой:

– Только предок Ангеловских мог быть таким надменным, что заставил пятьсот девушек стоять перед ним, пока он будет выбирать себе жену… Да я бы плюнула ему в лицо!

– Возможно, - ответила Марфа с лукавым блеском в глазах. - Но говорят, что князь Николай был очень красивым мужчиной. Иногда ради этого стоит простить некоторую надменность. Как вы считаете?

– Мне все равно, каким бы красавцем он ни был. Все это сплошное дикарство!

– Такова была их семейная традиция. Теперь, конечно, так не делается, русские переняли западные обычаи…

– Слава Богу, хоть пришел прогресс, - фыркнула Эмма.

Она перегнулась и достала из сундука завернутую в материю раму. С помощью девушек она развернула ее и обнаружила живописное полотно: старинный осыпающийся пейзаж. Краска потрескалась и покрылась слоем многолетней грязи. На Эмму картина особого впечатления не произвела: какая-то любительская вещица. Почему ее решили сохранить? Она сморщила нос и покачала головой.

– По-моему, она никакой ценности не представляет. Разве что была дорога кому-то как память.

Марфа и Мария стали у нее за спиной, чтобы получше разглядеть изображение. Это была сцена русской охоты: по темным полям борзые гнались за волком. В отдалении на фоне бледно-сиреневого неба виднелся загородный дворец.

– Посмотрите, - сказала Мария, указывая на уголок картины, где краска немного облупилась, - под слоем что-то виднеется.

Эмма склонилась пониже к холсту и поцарапала растрескавшуюся краску ногтем. Большая чешуйка краски отскочила, обнажив пятно, в котором проглядывало что-то медно-красное и телесное.

– По-моему, ты права, - заметила она. - Кто-то изобразил охоту поверх другой картины. Интересно, что там может быть?

Она отложила картину в кучку вещей, которые собиралась забрать вниз, и принялась сортировать дальше. Так прошло еще два часа. Эмма вспотела и перепачкалась пылью. Улыбнувшись сестрам, которые явно устали не меньше, она объявила:

– Давайте на сегодня закончим.

Служанки немедленно согласились и, взяв в охапку отобранные сокровища, понесли их в ее комнаты.

Эмма как раз прислонила картину к бархатной спинке кушетки в своей гостиной, когда раздался легкий стук в дверь и прозвучал голос Николая:

– Я пришел узнать, готова ли ты к обеду. Сегодня приедут несколько заводчиков-американцев, и ты… - Николай оборвал себя на полуслове при виде ее мятого платья, пропыленных лица и рук. На лице его мелькнуло раздражение, но он тут же нехотя рассмеялся. - Ты что, перевернула вверх дном весь чердак?

– Это настоящая сокровищница!

– Тебе надо немедленно умыться и одеться к ужину, - сказал он, с сомнением поглядывая на кучу найденных ею сокровищ. - Американцы…

– Подойди взгляни на эту картину, - настаивала Эмма, подзывая его к кушетке. - Она тебе знакома? Что-нибудь для тебя значит?

– Ничего.

– Посмотри в тот уголок, где осыпалась краска. По-моему, под верхней картиной скрыта другая.

– Возможно, - равнодушно произнес он. - Так вот, насчет ужина…

– Не можем ли мы узнать, имеет ли смысл ее реставрировать? Что, если под ней находится какое-нибудь чудесное творение, которое ждет не дождется, чтобы его явили на свет Божий?

– Если тебе так хочется, мы найдем кого-нибудь, кто этим займется. Хотя сомневаюсь, что там скрывается что-либо стоящее. Эмма, тебе следует поскорее привести себя в порядок и сойти вниз.

– Что, ради всего святого, могу сказать я группе заводчиков?

– Просто сиди мирно и улыбайся. - Николай бросил на нее многозначительный взгляд. - И чтоб никаких замечаний о несчастных птичьих трупиках, когда подадут фазана.

Проказливая ухмылка сверкнула и исчезла.

– А то что будет? - Подойдя к туалетному столику, она пристроила на волосы старинную русскую вуаль и обруч. В точности, как ей показала Марфа. Оглянувшись через плечо стой же лукавой улыбкой, она продолжала:

– Если я оскорблю чувства твоих американских гостей, ты меня побьешь? Каким именно образом наказывают русские князья своих жен?

Она замолчала, увидев, как он изменился в лице. Николай побелел как полотно и смотрел на нее потемневшими, полными ужаса глазами. Эмма медленно сняла с головы легкий старинный убор.

– Что-то не так? - спросила она.

Николай не ответил. Не было слов, чтобы передать его ощущение. Он перенесся в другое место. На миг его перебросило из одного времени в другое. Он увидел плачущую Эмму. Лицо ее опухло и покраснело от слез, волосы растрепались и спутались…

– Пожалуйста, накажите меня, - умоляла она.

– Дурочка ты, дурочка, - хрипло прошептал он и притянул ее к себе, стараясь успокоить и гладя по спине. Она дрожала не переставая. - Как, ради всего святого, могу я тебя наказать? Оставить на тебе след кнута? Как, по-твоему, могу я причинить тебе боль собственными руками? О, не думай, что мне этого не хочется, умница ты моя горемычная! Но даже очень постаравшись, я не смогу и пальцем тебя тронуть!

– Потому, что я ваша жена? - дрожащим голосом спросила она.

– Потому, что ты моя. Ты - единственная, кого я когда-либо желал, пусть в тебе и таится, наверное, моя погибель…

Яростно тряхнув головой, Николай прогнал странное видение. Он не мог понять удивительно мощное, сладкое и мучительно-пронзительное чувство, которое стиснуло ему горло. Сознавая, что Эмма ждет от него каких-то слов, он ответил ей взглядом, полным растерянности и внезапного гнева.

– Ник, - начала было она, но он уже отвернулся и направился к двери.

Его охватила паника, он задыхался. В мозгу билась одна мысль: бежать подальше… подальше от изумленных глаз жены.

Эмма приветствовала американских гостей жизнерадостной улыбкой, хотя ей было не до веселья. Она надела одно из самых своих любимых платьев из золотистого и кремового шелка, с глубоким квадратным вырезом, открывающим грудь почти целиком. Пышная оборка украшала двойную юбку и окаймляла доходящие до локтя рукава. Волосы ее были собраны в высокий узел, с которого ниспадали на шею два длинных локона. Она выглядела модно и очаровательно, сознавала это и потому чувствовала себя уверенно. Ей так необходима была эта уверенность в себе!

После сцены в спальне Николай впал в одно из своих непредсказуемых настроений. С ней он держался равнодушно, с легким оттенком презрительности, которая ее раздражала и обижала. Эмма знала, что не совершила ничего плохого, однако это не мешало его беспричинным, по крайней мере по ее мнению, приступам. Возможно, такое происходило из-за того, что он слишком много пил, а может быть, и слишком много работал. Наверное, ей следовало поскорее навестить Тасю и посоветоваться с ней насчет того, что гложет Николая. Тася всегда повторяла, что в русском характере много мистики, суеверий, тайн. Она смогла бы пролить свет на то, что происходит с Николаем. Если бы он сам захотел помочь Эмме понять, что с ним делается! Но она уже поняла, что его об этом лучше не спрашивать.