Лиза Клейпас - Герой снов

Заметив кувшин с вином, Николай подумал, не напиться ли ему. Но это ничего не меняло. В лучшем случае дало бы краткую отсрочку, после которой он вновь оказался бы перед той же проблемой: что ему дальше делать?

Догадался ли Сударев, что Николай не осуществил свои брачные права, заподозрил ли что-то неладное или нет, но наутро он ничего по этому поводу не сказал. Худощавое лицо дворецкого было бесстрастным, хотя темно-карие глаза смотрели на растерзанный вид Николая пристально и оценивающе.

– Доброе утро, ваша светлость, - произнес он. - Я взял на себя смелость приготовить для вас баню. На случай, если вам сегодня захочется попариться…

Николай кивнул и последовал за дворецким в баню, пристроенную к особняку.

– Вы два дня не меняли платья, - бубнил Сударев, подбирая одежду, которую сбрасывал с себя Николай. - Вся дворня обрадуется, что вы решили помыться.

Эти слова напомнили Николаю о строгих русских требованиях к чистоте. Даже самые нищие крестьяне регулярно мылись. Это было одной из тех сторон жизни, в которой русские обогнали своих западных соседей, особенно в тот исторический период. Англичане даже побаивались тогда часто мыться, считая, что это делает их более подверженными болезням.

Деревянная банька была чисто выскоблена и просторна. Высоко вверху находилось узкое оконце. Удобный предбанник с большим очагом был обставлен мебелью, обитой узорчатым штофом. Дверь между баней и предбанником была закрыта, чтобы не выпустить пар. Он оседал капельками на стенах и стекле оконца и светлыми струйками стекал вниз.

Николай облегченно вздохнул и опустился по грудь в большую деревянную лохань, наполненную водой с пахучими травами. Тепло постепенно расходилось по его телу, расслабляя напряженные мышцы, успокаивая ноющую боль в сердце. Он закрыл глаза и откинул голову на край лохани.

– Оставить вас одного, князь-батюшка? - осведомился Федька.

– Оставь, - не открывая глаз, отозвался Николай.

– Я вернусь с бритвой, когда щетина ваша распарится и станет помягче.

Какое- то время в бане стояла тишина. Слышались только стук падающих с оконца капель и плеск воды в лохани, когда Николай двигал рукой или ногой. Клубы пара поднимались над камнями обложенной изразцами печки.

Николай дремотно нежился, мысли его плыли, неясно колыхаясь в полусне, как вдруг он услышал скрип половиц. Кто-то приближался к лохани.

– Это ты, Федька? - лениво проговорил он.

– Нет, - послышался тихий женский голос.

Николай открыл глаза. Сквозь горячий туман он увидел выступившую из облаков пара Емелию. На ней было простое голубое крестьянское платье. Глаза покраснели от слез, но рот был крепко сжат, а подбородок - упрямо выдвинут вперед. Он сел в воде и настороженно уставился на нее, не зная, пришла ли она с миром или разразится упреками. Бог свидетель, у нее были для этого все основания.

Чуть дрогнувшим голосом она пояснила:

– Я спросила у Сударева, где вы. Я… я должна с вами поговорить. Прямо сейчас. Попросить…

– Попросить? О чем? - пробормотал Николай, пораженный неземным видением. Ее хрупкая фигура словно плыла в облаках пара. Выбившиеся на висках волосы от влаги завивались в колечки, окружая худенькое личико с огромными синими глазами рыжим нимбом.

– Вы жалеете, что выбрали меня, - спешила высказаться хмурая Емелия. - Я, может быть, недостаточно красива или кажусь немного странной, но обещаю, что стану хорошей женой! Я сумею научиться и стать такой, как западные женщины.

– Емелия, - прервал он ее, - подойди сюда.

Она помедлила в нерешительности, потом шагнула вперед и уперлась бедром в край лохани. Николай потянулся к ней и, сжав мокрой ладонью ее тонкие пальцы, заставил себя встретиться с ней взглядом.

– Я… Мне очень жаль, что прошлой ночью все так получилось. Я говорю о том, как отослал тебя прочь. - Он давился словами. Извинения никогда не давались ему легко. - Ты все делала, как надо, - с усилием добавил он.

Она с сомнением смотрела на него. Пальцы их сплелись.

– Надеюсь, что это правда, но…

– Ты была там единственной, кого я хотел. Если бы вчера у Чоглокова не было бы тебя, я вообще никого бы не выбрал.

Розовый румянец окрасил ее бледные щеки.

– Это правда?

– Ты красавица. Один Бог знает, как ты мне желанна!

– Но прошлой ночью… почему же вы не…

– Все очень запутано… для меня. - Николай поморщился от неуклюжести собственных слов. - Я не могу объяснить так, чтобы тебе было понятно. Дьявольщина, хотел бы я сам понять, что произошло!

Не отводя от него глаз, Емелия задумалась, размышляя над его ответом.

– Я лишь хочу понять, желаете ли вы оставить меня своей женой.

Пойманный в ловушку глубокой синевой ее глаз, Николай помолчал и словно со стороны услышал свой голос:

– Да!

Она кивнула с явным облегчением.

– Тогда я останусь. Я буду слушаться вас во всем. Когда захотите, чтобы я пришла к вам в постель, вам надо будет только сказать.

Николай с трудом сглотнул слюну и, ослабив пальцы, выпустил ее руку. Затем он начал плескать водой себе на лицо. Залучить ее к себе в постель, облегчить свою мучительную потребность в ее теле… Ему не хотелось допускать подобных мыслей. Он запретил себе думать об этом и не отступит от своего решения… если не хочет, чтобы все пошло ло цепочке, которая в будущем закончится бедой.

– Сударев должен вскоре принести сюда мою бритву, - произнес он, смахивая с лица капли воды.

Емелия робко указала на лавандовое мыло, лежащее рядом с лоханью.

– Помыть вам голову, светлый князь?

– Я сам позабочусь об этом.

– Мне не составит труда. Жена должна уметь делать все это для мужа. - Она подняла одно из стоящих на печке ведерок с водой и поднесла поближе к нему.

Николай заколебался, раздумывая, как ей получше отказать, но, встретившись глазами с ее выжидающим взглядом, глубоко вздохнул и смягчился. Почему бы не позволить ей помочь ему с купанием? Какой в этом вред? Он пригнулся и чуть не подскочил, когда Емелия вылила ему на голову горячую воду.

– Какие красивые волосы, - заметила она, отодвигая со лба его намокшие локоны. - У них цвет темного меда, и лишь на макушке есть светлые пряди.

– Ничего особенного. - Он следил настороженным взглядом, как Емелия закатывала рукава платья. Она потянулась за скользким куском мыла.

– Как хорошо, что вы не тщеславны, - продолжала она с улыбкой в голосе. - По-моему, многие мужчины с вашей внешностью загордились бы. - Зайдя со спины, она стала намыливать ему голову, затем взбивать на волосах пену. - Закройте, пожалуйста, глаза. Не хочу, чтобы мыло их разъело.

Николаи откинулся на деревянный край лохани, и Емелия начала промывать ему волосы. Ее пальцы скользили по коже макушки и затылка, бережно терли за ушами. Ему всегда нравились ее руки, сильные, тонкие, изящные. Внезапно его пронзило желание, такое мучительно острое, что он едва мог дышать. Если сейчас он повернет голову, то коснется губами ее груди, сможет поймать и прикусить сосок, втянуть его в себя, пососать, пока он не отвердеет у него на языке. Она по-кошачьи мурлыкнет… Как хорошо помнил он этот звук!… И выгнется поближе, предлагая себя ему.