Дафна дю Морье - Дом на берегу

— Ты принес дурные вести, — сказала Изольда. — Я вижу это по твоему лицу.

— Моя госпожа прознала, что вы здесь, — отвечал Роджер. — Она едет сюда с посланием от вашего брата. Только скажите, и я заставлю ее повернуть обратно, дальше вершины холма она не проедет! Мы с Робби в два счета справимся с ее слугами.

— Сейчас, возможно, вы и справитесь, — ответила Изольда, — но позже она найдет способ расквитаться с тобой, с Робби и Бесс. Она тут камня на камне не оставит. Ни за что на свете я не допущу этого!

— Я скорее предпочту, чтобы она сровняла этот дом с землей, чем позволю ей мучить вас, — сказал он.

Он стоял перед ней, выпрямившись во весь рост, и я инстинктивно почувствовал, что их отношения достигли той точки накала, когда его любовь к Изольде уже не может больше тихо тлеть и он не в силах ее сдерживать: либо она вспыхнет пожаром, так что небу станет жарко, либо загасить ее надо немедленно.

— Я знаю, Роджер, — сказала она, — но если мне суждено вновь принять страдания, я предпочла бы страдать одна. Я уже покрыла позором два дома — дом моего мужа и дом Отто Бодругана, об этом наверняка будут судачить еще очень долго, и я не хочу, чтобы из-за меня злые языки трепали и твое имя!

— Позором? — Он обвел руками двор — опоясывавшие его низкие стены, крытый соломой сарайчик для пони и коров. — Эта ферма досталась мне от моего отца, а когда я умру, хозяином тут станет Робби. И если бы вы провели здесь только одну ночь, а не все пятнадцать, вы бы удостоили ее такой чести, что об этом помнили бы не одно столетие!

Должно быть, по его взволнованному голосу Изольда поняла, сколь глубоко его чувство к ней, уловила страстные нотки — она внезапно изменилась в лице, словно некий внутренний голос прошептал ей: «Осторожно! Пока все хорошо, но дальше может быть опасно».

Подойдя к распахнутым настежь воротам, она положила на них руку и посмотрела туда, где за полями виднелся залив.

— Пятнадцать ночей, — повторила она. — И каждую ночь и каждый Божий день, с тех пор как я здесь у тебя, я смотрю на Церковный мыс на том берегу и вспоминаю, как его судно стояло там на якоре, под Бодруганом, и как он переплыл этот залив, чтобы встретиться со мной в Тризмиллской бухте. Пойми, Роджер, в тот день, когда его погубили, частичка меня самой умерла вместе с ним. Ты это знаешь, не так ли?

Интересно, думал я, мечтал ли Роджер, подобно большинству из нас, что однажды их жизни сольются; не в браке, и даже не в любовной близости, а в том необъяснимом соединении душ, в том молчаливом, интуитивном единстве, куда никто, кроме них двоих, не сможет проникнуть. Если так, то эти мечты разбились вдребезги, стоило Изольде произнести имя Бодругана.

— Знаю, — сказал он, — и всегда об этом помню. Если я дал вам повод думать иначе, простите меня.

Он поднял голову и прислушался. Она тоже. Из темной рощицы, чуть повыше фермы, донеслись голоса и топот, а затем в просвете меж голых деревьев возникли трое слуг леди Шампернун.

— Роджер Килмерт? — крикнул один из них. — К твоему дому не подъехать, дорога слишком плохая. Госпожа ждет в повозке на холме.

— Это ее дело, если хочет, пусть там и остается, — ответил Роджер, — а если нет, то пусть идет сюда пешком с вашей помощью. Нам все равно.

Посланцы заколебались и с минуту совещались под деревьями, а Изольда, по знаку Роджера, быстро прошла через двор и исчезла в доме. Роджер свистнул, и в дверях сарая, где они держали пони, появился Робби.

— Леди Шампернун там наверху, с ней ее слуги, — тихо сообщил ему Роджер. — Но по пути из Тризмилла она могла собрать еще людей, так что будь под рукой в случае чего.

Робби кивнул и снова исчез в сарае. Становилось все темнее и холоднее, деревья в рощице отчетливее выделялись на фоне неба. Вскоре я заметил огни первых факелов на гребне холма: Джоанна спускалась в сопровождении трех слуг и монаха. Они продвигались вперед медленно, молча, ряса монаха сливалась с темным плащом Джоанны, словно они составляли единое целое. Стоя подле Роджера и глядя на них, я почувствовал в приближающейся группе что-то зловещее: эти фигуры в капюшонах напоминали процессию, идущую через кладбище к свежевырытой могиле. Когда они подошли к открытым воротам, Джоанна остановилась, огляделась вокруг и сказала Роджеру:

— За десять лет, что ты был моим управляющим, тебе ни разу не пришло в голову пригласить меня к себе.

— Верно, госпожа, — ответил он. — Так ведь вы никогда не просили меня предоставить вам убежище. Да вам этого и не требовалось. Все что вам нужно было, вы всегда имели под крышей собственного дома.

Она пропустила его иронию мимо ушей (а может, попросту не заметила), и Роджер провел ее в дом.

— Где могут обождать мои люди? — спросила она. — Будь любезен, проводи их на кухню.

— Мы сами живем на кухне, там вас и примет леди Карминоу. А ваши люди могут погреться в хлеву рядом с коровами или в конюшне возле пони, если это им больше нравится.

Он посторонился, пропуская Джоанну и монаха, и вошел вслед за ними. Переступая через порог, я увидел, что стол придвинут ближе к очагу, на нем стоят две большие свечи, а во главе стола сидит Изольда. Бесс, очевидно, поднялась на чердак.

Джоанна огляделась вокруг, как мне показалось, несколько растерявшись в столь непривычной для нее обстановке. Бог знает, что она ожидала здесь увидеть — наверное, больше комфорта и, быть может, мебель из собственной усадьбы в которой она давно не жила.

— Значит, вот это и есть твое пристанище, — промолвила она наконец. — Что ж, в зимнюю ночь здесь, пожалуй, довольно уютно, если не особенно принюхиваться к запаху скотины. Как поживаешь, Изольда?

— Как видишь, совсем неплохо, — ответила Изольда. — За годы, проведенные в Триджестейнтоне и Карминоу, я не видела столько внимания к себе, как здесь за две недели.

— Охотно верю, — сказала Джоанна. — Контраст всегда только разжигает аппетит. Помнится, когда-то Бодруганский замок тоже казался тебе довольно привлекательным, но если бы Отто уцелел, он несомненно со временем наскучил бы тебе, как наскучили другие мужчины, включая и твоего собственного мужа. Что ж, теперь тебе грех жаловаться. Скажи мне, как братья делят тебя?

Я услышал, как Роджер глубоко вздохнул и сделал шаг вперед, словно хотел встать между двумя женщинами, но Изольда, лицо которой тускло проступало из темноты в подрагивающем пламени свечей, только улыбнулась.

— Пока никак, — сказала она. — Старший слишком горд, а младший слишком застенчив. Они остаются глухи к моим мольбам и заверениям. Однако что тебе от меня нужно, Джоанна? У тебя послание от Уильяма? Говори прямо — и покончим с этим.

Монах, стоявший у двери, вытащил из-под рясы письмо и протянул его Джоанне, но та жестом отклонила его.