Кэтрин Коултер - Графиня

Исход партии символизировал для меня победу или поражение в смертельной игре.

Он мгновенно заметил произошедшую во мне перемену, подобрался и сосредоточился. Хотел ли он разгадать мои мысли? Удивлялся ли столь внезапной серьезности? Не знаю. Он все время молчал.

Появился Брантли с чайным подносом и, видя, что мы полностью поглощены шахматами, тихо удалился, подкинув в огонь дров.

После десяти очередных ходов я получила преимущество и пошла в наступление, которое должно было кончиться поражением Лоренса. И двинула вперед коня. Сопротивление было бесполезным. Еще несколько ходов — и мой ферзь вместе со слоном взяли в плен его короля. Еще один ход конем — и все было кончено. Улыбнувшись, я взглянула ему в глаза и едва слышно выговорила:

— Шах и мат, сэр.

В этот момент я чувствовала, что способна покорить мир: сильная, непобедимая, несгибаемая. Мои глаза блестели, я просто излучала злорадство.

Протекло несколько бесконечных минут, прежде чем Лоренс осторожно поднял побежденного короля, подержала длинных тонких пальцах и положил на доску. И, откинувшись на спинку кресла, поднес палец к поджатым губам. Отблески огня высвечивали наши силуэты, бросая причудливые тени на лица. Наконец он медленно, задумчиво протянул:

— Прекрасная игра, дорогая. Вкус победы сладок, не так ли?

Я слегка повернула голову, чтобы он не видел моей торжествующей физиономии. Страх, напряжение и волнение переполняли меня.

— Разумеется, милорд. А разве может быть иначе? Загадочная улыбка промелькнула на его губах.

— Верно… нет ничего приятнее, чем нанести сокрушительный удар врагу, видеть, как он корчится в бессильной злобе. Вы не согласны, что самая главная, самая лучшая, сладчайшая победа, когда твой противник окончательно разгромлен и уничтожен?

О чем он? Что хочет сказать?

Я не стала уточнять. Боялась рисковать, выдать свои подозрения. И все, что могла сейчас, — обставить его в шахматы.

Я только что побила его!

Побила!

Я умна, талантлива, непобедима! И поэтому громко отчеканила:

— Да, именно это я только что сделала с вами, сэр. Однако придет новый день, будет другая партия, и все начнется сначала. В шахматах не бывает окончательно победы.

Лоренс начал расставлять фигуры в центре стола. Поднял короля, поставил напротив моей черной королевы. Мрачно прищурившись, глянул в мое лицо потемневшими глазами.

Я заставила себя не отводить взгляда. Он отвернулся первым и уставился на свои неестественно белые руки. Я сидела неподвижно и ждала. Что еще оставалось делать?

Лоренс снова заговорил:

— Вы играли умно, тонко и храбро. Да, мужественно и отважно. Крайне необычные свойства в женщине. Что же до вашей дерзости, вероятно, в свете вашей маленькой победы мне стоит позволить вам немного ею насладиться, пусть и не слишком долго.

Он разительно изменился. А может, просто открыл свое истинное лицо.

— Не знала, милорд, что исключительно мужчины имеют право на обладание такими качествами, как ум и отвага.

Он продолжал играть проклятым белым королем, рассеянно вертя его между пальцами. Мне хотелось швырнуть в Лоренса доску.

— Ах, дорогая, — вздохнул он, — думаю, вам стоит в этом вопросе склониться перед моими мудростью и опытом.

— Не понимаю почему.

Лоренс оцепенел и впился в меня злобным ледяным взглядом, без тени и искорки сочувствия.

Резкий голос прорезал воздух, словно кинжалом:

— О да, ваш пол слаб, тщеславен и совершенно лишен моральных устоев. И вы ничем не лучше.

Не понимая причины его внезапного взрыва, я все же сообразила, что, вероятно, когда-то его оскорбила женщина. Я встала, оперлась ладонями о шахматную доску и, наклонившись к нему, сухо, жестко объявила:

— Это речи человека озлобившегося, милорд, столь же несправедливые, сколь опрометчивые. Нет, милорд, даже ваши почтенные годы и бесконечно ценный опыт не могут оправдать неразумных и опасных суждений.

Лоренс рванулся вперед, стиснул мои запястья и потянул к себе, его лицо оказалось совсем близко от моего. Я услышала, как раскатились по полу фигурки.

— Бесстрашные слова, девочка моя, но бессмысленные и ничего не стоящие. Да, глупое создание, можешь порадоваться мимолетной победе, недаром тебя столько лет дрессировали! Но в жизни, Андреа, в жизни ты лишь жалкая пешка. И теперь я получил все, что хотел, девочка моя, и больше не нуждаюсь в тебе. И не обязан потакать твоим идиотским капризам и смеяться над жалкими шутками.

— Не понимаю, о чем вы толкуете. Что случилось?

Он хищно сжал пальцы. Боль пронзила мою руку.

— Вы с ума сошли.

— Я? Что ж, посмотрим.

Я ошибалась. Он ничуть не походил на сумасшедшего. Исполненный решимости, злобный, бешеный пес. Но не более. Неужели Лоренс собирается прикончить меня здесь, прямо сейчас?

Неожиданно он быстрым движением сомкнул пальцы на моей шее. Я инстинктивно попыталась освободиться, но силы были слишком неравны.

— Вот видишь, дорогая, ты совершенно беспомощна. И не забывай ни на минуту, что принадлежишь мне. Моя новая, молодая и очень хорошенькая жена. И что это означает? Всего лишь что ты — моя собственность, с которой я имею право делать все, что пожелаю.

Он душит меня!

Я царапалась, хрипела, отбивалась изо всех сил. В ушах звенело. Значит, это конец?

Но он, очевидно, передумал, оттолкнул меня и, пока я старалась отдышаться, обошел стол и схватил в объятия.

— Моя прелестная юная жена, — повторил он и впился в мои губы так грубо, что я ощутила вкус собственной крови. Но сейчас гнев мой перевесил страх, и я что было мочи лягнула его в коленку. Лоренс лишь крепче обвил руками мою талию, пригвоздив заодно руки, и продолжал терзать мой несчастный рот. Силой приоткрыв мои губы, он попытался проникнуть языком внутрь. Я задохнулась и закашлялась. Должно быть, ему захотелось попробовать, какова моя кровь на вкус.

Он брезгливо отшвырнул меня, и если бы не стоявший сзади стул, я наверняка растянулась бы на полу. Лоренс кулаком сбил шахматный столик. Доска полетела на паркет. Одна пешка попала прямо в камин. Лоренс возвышался надо мной, широко расставив ноги и подбоченившись.

— Ты уже отдышалась?

— Да, но не вашими молитвами! Не смейте ко мне прикасаться! Вы клялись, что не станете!

— Повторяю, драгоценная моя женушка: ты моя вещь, а следовательно, я имею право делать с тобой все, что заблагорассудится.

И тут я сотворила глупость, громко выпалив:

— И все же вы помешаны, милорд! И до крайности омерзительны! Если дотронетесь до меня, боюсь, меня вырвет прямо на вас!

Я думала, он ударит меня. Багровое лицо исказилось яростной гримасой. Но даже сейчас Лоренс сохранил контроль над собой и долго смотрел на меня, прежде чем мягко, задумчиво ответить: