Кэтрин Коултер - Графиня

— Пора, — объявил он, шагнув ко мне.

И в самом деле пора.

Обвенчал нас местный викарий. В роли посаженого отца выступал Питер. Свадьба была тихой, в присутствии родственников и слуг Дирфилд-Холла и Девбридж-Мэнора.

День выдался прекрасным! Столько смеха, веселья! Чудесный пунш в большой чаше, собственноручно приготовленный Питером! Все так искренне улыбались и желали нам счастья! Моя сестричка с помощью Амелии даже ухитрилась выпить украдкой бокал шампанского!

Брачную ночь мы провели в Дирфилд-Холле.

Никогда не забуду первых слов Джона, сказанных, как только он вошел в спальню и увидел меня на постели в белой ночной рубашке с высоким воротом, завязанным бантами. Я судорожно прижимала к груди Джорджа, тупо уставясь на свои босые ноги и зная, что под роскошным халатом из синего бархата на Джоне нет ни единой нитки.

Не дойдя до кровати нескольких шагов, он остановился и произнес:

— Клянусь, что буду вечно любить тебя. Ты моя жена и скоро станешь возлюбленной. И мы разделим все, что могут делить мужчина и женщина. Молюсь о том, чтобы у нас родились дети, мальчишки и девчонки. Много. Я никогда не предам тебя. А ты, Джордж, иди сюда. Она не нуждается в твоей защите.

И Джордж покорно спрыгнул с кровати и встал перед Джоном на задние лапки, прося взять его на руки.

Но несмотря ни на что, я боялась, просто не могла с собой совладать. Джон, однако, знал, что я испытываю в эту минуту, и между легкими поцелуями прошептал в мой полуоткрытый рот:

— Не больше чем через три минуты тебе захочется петь от восторга, смеяться и, возможно, кричать на весь дом. Я подарю тебе наслаждение, Энди, и ты окажешься на седьмом небе. Ты мне веришь?

— Да, — кивнула я. — Безраздельно.

Уже через две минуты я пела непристойные солдатские куплеты, а когда он наконец вошел в меня, я на мгновение застыла от боли, но тут же заплакала от непередаваемого наслаждения.

И в самом деле бессовестно вопила. Впрочем, как и он.

Джон обнял меня и, как обычно, принялся укачивать. Я так ждала этих блаженных минут! И любила Венецию, ее величественные дворцы, каналы с зеленоватой водой, улыбчивых гондольеров, которые, проплывая мимо, каждый день пели свои баркаролы и приветливо махали руками.

Наступил апрель, и погода стояла такая изумительная, что даже местные жители только и были заняты бесконечным круговоротом вечеринок, балов, маскарадов, карточной игрой и, разумеется, любовью.

К счастью, было еще слишком рано для появления неприятных запахов, от которых становилось дурно даже закаленным мужчинам. По крайней мере так утверждал Джон.

Я часами смотрела в невероятно синее, усеянное белыми комочками облаков небо и гадала: идут ли здесь вообще дожди, становится ли сыро и холодно? Дуют ли ветры, настолько сильные, что, кажется, вот-вот голова оторвется?

Нет, в апреле такого здесь не бывает. Я в Венеции, и волшебное очарование этого города проникло в душу. Плеск невысоких волн, набегающих на древние сваи набережной Большого канала, нес невыразимое утешение моему сердцу. Джордж тоже любил слушать мерный шорох и храпел громче обычного, когда засыпал на балконе.

До заката оставалось всего с полчаса. Самое красочное время, когда заходящее солнце разливается на воде жидким золотом и становится таким большим, что кажется, поглотит землю. Я смотрела на ослепительно блестевшую поверхность канала. Рука невидимого волшебника рассыпала мириады бриллиантовых искр. Я слушала песнь гондольера, возносившего хвалу светилу, и едва не плакала от переполнявших чувств.

Я чуть пошевелилась в объятиях мужа, и он поцеловал меня в лоб. Джордж спал рядом на подушке, уткнувшись головой в лапы.

— Подумать только, мы пробыли здесь уже две недели. Как время летит, — пробормотал Джон, покусывая мочку моего уха.

— Да и погода так невероятно хороша, вернее, идеальна, что я начинаю тосковать о ледяном ветре с родных болот.

— Когда я впервые, совсем мальчишкой, попал в Венецию, то твердо решил, что приеду сюда со своей женой. И поскольку привык держать слово, мы здесь и вместе. Как?! Я уже надоел тебе?

Он легонько сжал мою грудь. Я выгнула спину, стараясь как можно полнее ощутить его прикосновение, отдаться теплу, распространившемуся до кончиков ногтей.

— Еще успеешь надоесть… лет через пятьдесят, — пообещала я, припав губами к его шее.

— Сегодня я получил письмо от твоего отца. У него все в порядке. А предприятие по огранке алмазов процветало даже в его отсутствие. Он навестит нас в июне. Мисс Крислок содержат в Лидсе, у той женщины, которую рекомендовал доктор Баулдер. Что-то вроде сумасшедшего дома, только небольшого. С ней там хорошо обращаются. Она не страдает.

Я кивнула, хотя не желала даже думать о женщине, которую считала второй матерью. И положила ладонь на грудь дорогого мне человека. Для меня подобные жесты все еще были внове, и я не переставала дивиться себе.

— Никогда не представляла, что можно любить так сильно, — призналась я, целуя его сердце сквозь ткань сюртука.

Джон рассмеялся, и по комнате словно гром раскатился.

— Это означает, что ты полна возвышенных мыслей обо мне?

— Ну… не совсем…

— Значит, замышляешь насильно овладеть мной?

— Мне ужасно нравится вон тот толстый ковер перед камином.

Мне показалось, что он проглотил язык. Я так изменилась за последнее время, что довольно часто ставила его в тупик. Правда, он считал себя виновником и причиной всех перемен и так и раздувался от гордости.

— Ты права, — согласился Джон. — Мы одни, и даже Джордж пока не храпит.

— Просто чудо.

Джон рассмеялся и привлек меня к себе.

— Подумать только, я смогу слышать твой смех до конца жизни, каждый день. Восхитительно! Сегодня, кстати, графиня ди Марко дает бал. Ты еще не устала от развлечений?

Я покачала головой:

— Ничуть. Собираюсь надеть то ослепительное бирюзовое платье, которое ты сам выбрал для меня. И кстати, Джон, я не хочу покидать Венецию, пока не пойдет дождь… или не подует холодный ветер…

— Тогда нам придется пробыть здесь до ноября. Джордж взвизгнул, и Джон добавил:

— Вчера он едва не свалился в канал, пытаясь выбрать самый подходящий кустик. Но тут не слишком хороший выбор.

Джон наклонился и поцеловал меня, на этот раз не легким дружеским чмоканьем, а жгучим, пьянящим лобзанием, мгновенно пробудившим во мне неудержимый голод. Его рука проникла за корсаж, коснулась груди, заставляя меня стонать от несказанного блаженства.

— Думаю, — прошептала я в его полуоткрытый рот, — сейчас самое время швырнуть вас на постель, милорд.

— Надеюсь, ты никогда не станешь требовать меньшего, Энди. Никогда, — засмеялся Джон и, поднявшись, понес меня в спальню. Джордж величественно последовал за нами, подняв хвост, как знамя.