Кэтрин Коултер - Нефритовая звезда

Сент начал без вступления:

— Я пришел поговорить о Джул.

— Ее зовут Джулиана, — проговорил Дюпре с отвращением.

— Замечательно. Как бы то ни было, я пришел поговорить с вами о вашей младшей дочери. Она рассказала мне, что вы собираетесь отправить ее в Канаду.

— Да, собираюсь. Я не вынесу ее долгого пребывания здесь. Она — грязное пятно на нашей семье. Моя сестра будет следить за ней.

— Позвольте спросить, почему вы считаете ее пятном на вашей семье? — спросил Сент чересчур спокойно.

— Да ладно вам, доктор Моррис, — отрезал Дюпре, с отвращением размахивая руками, — я уверен, что вы, как и многие другие, насладились телом моей дочери. Я не потерплю проститутку в моем доме.

— Вы что, не слушали ее? Вы не слышали, как ей пришлось страдать? Она ни в чем не виновата, а к тому же все еще девственна. Она не имеет ничего общего с проституткой. Она чиста и невинна.

«И ей причинили столько боли, Боже, столько страданий!»

— Доктор Моррис, я прекрасно понимаю, что большинство мужчин, в том числе и вы, не хотят иметь никаких проблем с женщиной, с которой однажды были близки. К моему превеликому сожалению, я ее отец и буду делать так, как считаю нужным. А сейчас, сэр, прошу меня извинить.

Сенту захотелось его ударить, но он вспомнил окровавленное лицо Джона Бличера и его стоны. Он припомнил, как поклялся никогда больше не бить человека, неравного ему по силе. С минуту он смотрел на отца Джул, пытаясь понять его образ мышления, но не смог: больше ему нечего было сказать. Теперь Сент знал, что делать — выбора уже не было. Ничего не говоря, он повернулся и вышел из кабинета священника и из его дома.

Этьен Дюпре долго стоял молча, уставившись в пространство и усердно думая. У него не было ни капли сомнения в том, что Сент Моррис обольстил его дочь. А в Джулиане текла дикая кровь ее бабушки… он знал, в кого превратится дочь, еще с тех пор, когда она была совсем маленькой. Теперь он был уверен в том, что поступает верно. Этьен сел за стол и начал писать.

Сент неслышно вошел в церковь Уэйна. Здание было каменным, так что внутри было прохладно. В церкви могло разместиться около трех тысяч гавайцев, которые предпочитали располагаться на полу. В дальнем конце помещения стояли плевательницы для жующих табак и судовладельцев. Однако в это воскресное утро здесь собралось всего лишь около трех сотен людей, желающих услышать слова Божьи. Сент цинично подумал про себя, что народу было так мало из-за отсутствия Дуайта Болдуина, который исповедовал умирающую женщину на другом конце острова и оставил отправить богослужение Этьена Дюпре.

Сент отыскал глазами семью Джул, увидел печальный взгляд девушки из-под полей шляпки и бледное лицо. Он сел, скрестил руки на груди и приготовился к утомительной проповеди.

Но проповедь его не утомила, а повергла в бешенство.

После того как было спето два гимна, преподобный Дюпре подошел к кафедре, почитал из Священного писания и коротко поговорил о мирских грехах — разумеется, не сказал ничего нового. Это была одна из самых любимых тем священника. На минуту он умолк и — Сент мог поклясться — улыбнулся.

— Очень тяжело, — начал Дюпре высоким голосом, — когда человека, посвятившего себя Богу, наказывает собственный потомок, который, несмотря на все набожные наставления, не чувствует никакой моральной ответственности. Пример добродетельных родителей не останавливает его.

Замолчав на минуту, он удостоверился в том, что все слушают его с вниманием и удивлением. Сент весь напрягся. «Нет, — думал он, — Дюпре не поступит так с собственной дочерью, не посмеет!»

— Как вы знаете, в особенности те, кто хорошо знаком с моей семьей, что мою младшую дочь считали погибшей вместе с целомудренной женщиной Канолой, которая действительно уже на небесах со Спасителем нашим. Разница между этими двумя женщинами очевидна. Одна предпочла умереть, дабы не отдаться распутному дьяволу плоти. А вторая позволила развращать себя и погрязла в грехах.

Сент услышал хихиканье какого-то матроса. Он посмотрел на Джул: она была неподвижна как статуя. Ее мать сидела с опущенной головой, а Сара улыбалась. Томас покраснел. Сент встал и медленно зашагал к кафедре. Он чувствовал, как в нем закипает ярость.

— Моя дочь Джулиана Дюпре, — продолжал священник суровым, холодным голосом, — была обольщена. Для нее не существует понятий о добродетели, и потому она посмела вернуться в Лахаину, да еще с одним из тех, кто приучил ее к плотскому греху.

— Заткнись, негодяй!

— Нет, я не замолчу! — заорал Дюпре на Сента, ударяя кулаком по деревянной кафедре. — Нет уж, доктор Моррис, все должны узнать правду! Моя дочь оказалась проституткой, шлюхой! А вы, сэр, прибавили ей грехов! Даже вчера она пыталась совратить, да, совратить Джона Бличера, жениха своей добродетельной сестры! Достойный молодой человек был напуган, но, конечно, никогда не поддался бы соблазну!

— Отец, это ложь! — Томас Дюпре вскочил в негодовании со своего места. — Джон пытался изнасиловать ее!

— Она должна быть изгнана… Преподобный Дюпре не успел договорить. Сент подскочил к кафедре, схватил его за отвороты черной сутаны, поднял на целый фут от пола и хорошенько потряс, как крысу.

— Ничтожный, лживый червь! — прошипел Сент и со всего размаху ударил его.

Этьен Дюпре как подкошенный упал на пол.

В церкви поднялась суматоха.

Сент отошел от кафедры и спокойно направился к Джул. И белые, и гаитяне поспешно расступались перед ним.

— Джул, — сказал он ласково, — идем со мной.

Она подняла на него широко раскрытые глаза и посмотрела отсутствующим взглядом.

— Идем, — повторил он, взяв ее за руку.

— Нет, Джулиана, ты не можешь, — шептала ее мать, но Джул не слышала ее. Она дала Майклу руку, и он спокойно вывел ее из церкви.

Сердце его бешено билось, он весь дрожал. На мгновение Сент закрыл глаза, забыв, что сильно сжимает руку Джул.

Он вел ее к берегу. Раньше звук накатывающих на берег волн успокаивал его, но на этот раз этого не произошло. Он подвел Джул к пальме и спокойно проговорил:

— Сядь здесь и держись в тени. Сегодня очень сильно печет, а я не хочу, чтобы ты обгорела.

— Я ведь в шляпке, — вяло ответила Джул, но подошла поближе к пальме.

— За одни сутки я был готов убить двоих, — сказал Сент таким же неестественно спокойным тоном. — Это я-то, врач, спаситель людей.

Джул подняла голову и увидела страдание в его карих глазах.

— Это моя вина, — коротко сказала она. — Ты не должен винить себя. Ты… слишком хороший и добрый. И возможно, он прав, мой отец. Я действительно выбрала жизнь вместо смерти, которую предпочла Канола. И я даже думаю, что… позволила развратить себя ради того, чтобы остаться в живых. Так что, Майкл, не казни себя, твоей вины здесь нет.