Шеннон Дрейк - Фрейлина

Заговорщики уже держали Риччо, выкручивали ему пальцы, оторвали их от юбок королевы, а потом потащили бившего ногами и громко кричавшего музыканта через комнату, где был ужин, в спальню.

— Правосудия, правосудия! Спасите мою жизнь!

Гвинет услышала стук тела: заговорщики сбросили Давида Риччо вниз с потайной лестницы и закричали изо всех сил:

— Помогите! На помощь! К королеве! Жизнь королевы в опасности!

В комнате вдруг началась суматоха. Прибежали личные служанки Марии с половыми щетками, тряпками для вытирания пыли и всеми другими предметами, способными служить оружием, которые смогли найти. После них в комнату ворвались люди из клана Дуглас, очевидно находившиеся поблизости в замке. А следом за ними явились охранники королевы, потрясавшие настоящим оружием.

Раздались крики, яростные обвинения, и началась кровавая схватка.

Гвинет и другие дамы из свиты королевы с большим трудом старались загородить собой Марию, но Рутвен осмелился приставить пистолет к животу королевы.

В конце концов заговорщики остались победителями.

Крошечный итальянец Риччо был мертв, его превратили в кровавое месиво. Почти невозможно было догадаться, что это был за человек: столько кинжальных ран разрывали его маленькое тело. Когда королеве Марии сказали о его смерти, она заплакала. Но потом она взглянула на тех, кто захватил дворец Холируд, и ответила на их бесчинства мужеством.

— Я больна, — объявила королева. — И я ношу в чреве наследника Шотландии. Оставьте со мной моих дам, чтобы они мне прислуживали, и дайте мне покой.

Победители в замешательстве посмотрели друг на друга, видимо решив подчиниться.

Но Гвинет знала, что все они, побежденные, по-прежнему были в опасности, и опасность была огромной. Когда большинство мятежников покинули комнату и Мария легла в постель, Гвинет почувствовала, что снова любит свою королеву и хочет хранить ей верность.

Когда Гвинет помогала королеве лечь, Мария прошептала:

— Мы еще отомстим. Прислушивайся к каждому шепоту и каждому слову тех, кто держит нас в плену. Замечай каждую мелочь. Мы убежим.

Глаза королевы ярко блестели. Она тяжело оперлась о руку Гвинет, изображая тоску и горе в надежде, что это заставит уйти из комнаты тех мятежников, которые в ней еще оставались. Потом она закричала, словно от боли, и наконец ее оставили только с ее фрейлинами и сторонниками.

— Подойди ближе, — шепнула она Гвинет.

И они вместе начали составлять план спасения.

Ровану показалось хорошим знаком, что день его приезда в Лондон оказался таким солнечным. Когда он ехал по городу в свой дом, то невольно любовался тихой прелестью английских пейзажей. Он еще не успел дойти до двери, как к нему сбежали вниз по лестнице Томас и Энни. Они приветствовали его так горячо, что ему было почти неловко.

Ему нужно было узнать очень много. Но, когда он наконец оказался в своем доме, в его уме была лишь одна мысль.

— Что с миледи? — нетерпеливо спросил он.

И увидел на лицах слуг смущение.

— Она… наконец уехала в Эдинбург, — ответил Томас.

— Господи Иисусе! — вскрикнул Рован.

— Но маленький Дэниел живет здесь, с нами, и он в безопасности. Это был ее приказ, — сообщила Энни.

И вот, горько скорбя о том, что глупый каприз судьбы направил его и Гвинет в противоположные стороны, Рован попросил наконец провести его в детскую, он хотел видеть своего сына.

— Боже мой! — выдохнул он в почти религиозном трепете.

Малыш спал, но Рован должен был его разбудить. Когда отец схватил сына и поднял в воздух, мальчик вздрогнул всем телом и возмущенно закричал, но потом стал внимательно смотреть на Рована. Глаза у ребенка были слегка припухлые и ярко-синие, светлые волосы вились на висках и около шеи. Рован был изумлен и тронут, как никогда раньше. Дрожа от волнения так же, как вырванный из плена сна малыш, он сел, нежно обнимая своего сына.

Лишь много часов спустя он наконец вернул мальчика молодой женщине — кормилице и в сопровождении Гевина поехал верхом просить о приеме у королевы Елизаветы.

Он был ошеломлен: королева пожелала принять его немедленно в своих личных апартаментах.

— Для начала я скажу вам, что по округе ходят очень романтичные рассказы о вашем дерзком побеге, — произнесла королева с веселым любопытством.

— Мой побег был не таким уж дерзким, — ответил Рован, пожав плечами. — Я получил помощь, и притом оттуда, откуда не ждал.

— Я так и думала. Мне кажется, что у нас, государей, в крови живет отвращение к тому, чтобы причинять вред другим. — Она отвернулась и задумалась. — Я знаю, что моя сестра, Мария Тюдор, плакала много часов подряд, когда ее ближайшие советники и члены Государственного совета требовали, чтобы она казнила леди Джейн Грей. Нет боли сильнее той, которую нам приходится испытывать так часто, когда нужно бороться с самым близким тебе человеком… который хочет стать тобой.

— Вы еще ни разу не встретились с Марией Шотландской, — напомнил ей Рован.

— Мне говорят, что ее положение — ужасное.

Он глубоко вздохнул:

— Я полагаю, она очень сожалеет о том, что вышла замуж, ваша милость.

— Вы ничего не знаете о том, что там произошло, верно? — мягко спросила его Елизавета.

Сердце словно оборвалось у него в груди.

— Миледи Гвинет?

— Мне нужно было бы удержать ее здесь.

Его сердце словно полетело обратно и подскочило вверх — до самого горла.

— Пришло известие. Она жива и здорова, но рассказ непонятный и запутанный.

— Прошу вас, расскажите мне все.

— Да, я должна это сделать, — серьезно промолвила Елизавета.

На следующее утро Гвинет ступала бесшумно и старалась быть как можно незаметней, хотя мятежники не мешали ходить по дворцу дамам, которые обслуживали королеву.

Она узнала, что жертвой убийц стал еще один человек — католический священник, отец Блэк; но лорды Хантли и Босуэл, которых заговорщики тоже собирались убить, сумели бежать. Она нырнула в дверной проем и, пригнувшись, слушала оттуда разговор двух сторонников Рутвена, стоявших на страже. Эти двое смеялись и шутили по поводу того, как легко досталась им победа.

— Я слышал, королеву отвезут в Стирлинг и будут держать там, пока не родится ребенок. Можно не сомневаться: она будет счастлива, — сказал один.

— Ох, это да: займется музыкой и вышиванием, потом сможет нянчить своего ребенка и охотиться, а править страной будет добрый король.

И говоривший рассмеялся.

— Дарнли? Да у него уже начались муки совести, сомнения и страх: это видно по нему, — возразил первый заговорщик.

— Да он не будет править страной. Это будут делать от его имени те лорды, у которых есть мозги.

— От такого плохого обращения королева вполне может и умереть.