Шеннон Дрейк - Фрейлина

— Я боюсь, что с Гвинет за это время случится беда, — спокойно ответил он.

— Знаете, я завидую вам обоим, — проговорила Елизавета.

— Завидуете?

— С вами обошлись несправедливо, и все же… в вас обоих я вижу такую преданность и любовь друг к другу. Может быть, ваша вера и глубина вашей любви в конце концов спасут вас. А может быть, они приведут вас к гибели. Или, как часто случается в нашем мире, время и трудности сделают вас врагами, и вся нежность и романтика закончится горечью и злобой.

— Этого я не допущу, — заявил Рован.

— Не вините себя с тем безрассудством, к которому имеют склонность ваши сородичи.

Рован не удержался от вопроса:

— Мои сородичи?

— Шотландские горцы, — объяснила Елизавета, но при этом улыбнулась. — Конечно, это только совет. В конечном счете вы сделаете так, как захотите.

В начале июля до Гвинет дошла новость, что королева Мария разрешилась от бремени мальчиком, здоровым и красивым, хотя роды были долгими и трудными.

Она написала Марии длинное письмо о том, как она счастлива, что у королевы родился сын. На самом же деле Гвинет была несчастна и задавала себе вопрос: неужели ей суждено всю жизнь провести в заточении? Много долгих мучительных часов она раздумывала, стоит ли ей набраться смелости и послать кого-нибудь в Лондон за Энни, Томасом и Дэниелом. Но в последнее время произошло так много ужасного, и Гвинет побоялась вызвать их. Там, где Дэниел находился сейчас, он был в безопасности, и она должна была довольствоваться этим.

Как и в Тауэре, условия ее содержания не были жестокими. Только теперь она жила в довольно унылом, хорошо укрепленном доме, в поместье Джеймса Хепберна, лорда Босуэла. Он недавно возвысился благодаря тому, что помог королеве бежать из Эдинбурга. Гвинет тратила очень много времени на письма к королеве и к своим родным и друзьям. Хотя эти письма у нее забирали, она сомневалась, что их отсылали.

Наконец к ней стали допускать посетителей. Вскоре после того, как она узнала о рождении у Марии Стюарт сына, к ней приехал ее дядя Энгус Маклауд. Он попросил племянницу отступить перед гневом королевы по поводу ее брака и больше не требовать, чтобы ее считали женой Рована. Ее изумило, что дядя может быть таким переменчивым: она знала, что он восхищался Рованом.

— Королева может отнять у тебя и у лорда Рована все поместья, — серьезно сказал Энгус. — До сих пор она ждала рождения ребенка. Но теперь он родился, и мы не можем знать, что она сделает. — Энгус покачал головой. — Любовь. Что такое любовь? — устало спросил он у племянницы. — Брак — это сделка, которая связывает семьи и скрепляет союзы. Ты знаешь это, моя девочка.

— Я уже видела, какие чудеса творят такие браки, — сухо ответила Гвинет.

Он помедлил и произнес:

— Королева упоминает о тебе иногда.

— Простите, дядя, вы о чем?

— Она предлагает тебя в жены как награду многим, кого хочет иметь союзниками.

— Я не так богата. Для них я не та награда, которую стоит завоевывать! — воскликнула Гвинет.

— Королева обещала, что пожалует твоему новому супругу, когда ты его выберешь, поместья, конфискованные у мятежников. — Энгус подошел к очагу, покачал головой и заговорил снова: — Брачный контракт — это брачный контракт. Бывало, вдовы, которым уже шестьдесят лет, выходили замуж за двадцатилетних юношей. Часто невесту, которой нет еще и двадцати, отдают древнему старику, который похож на ходячего мертвеца. Так устроен мир, Но мужчина, который хочет оставить после себя в этом мире потомство, желает иметь молодую жену. И красота ей тоже не повредит.

— Она не может выдать меня замуж без моего согласия. И я не верю, что она это сделает.

— Ты все еще так горячо любишь Марию? — спросил дядя.

— Я, конечно, очень сердита и обижена. Но я видела, как она изменялась. Я видела, как она приехала с надеждой, с любовью к Шотландии, с верой в то, что будет хорошей королевой и объединит свою страну. Я знаю, сейчас она заблуждается, но уверена, со временем она увидит всю правду.

— Я молю Бога, чтобы ты не была слепой, девочка, — ласково сказал Энгус. — И пока ты веришь в это, я буду тихо сидеть на Айлингтоне, далеко от политики, и делать для тебя все, что в моих силах. — Он немного помолчал и добавил: — И для Дэниела тоже, что бы ни произошло.

Гвинет с удивлением спросила себя: как она могла раньше считать Энгуса черствым и холодным? С тех пор как она приехала из Франции, он все время вел себя достойно и был постоянен в своих чувствах. Она сказала дяде об этом и, пока ему не настала пора уходить, крепко его обнимала, чем, может быть, немного смутила старика.

Она продолжала вести переписку — писала Марии, Томасу и Энни, Ровану, хотя знала, что ни одно ее письмо не дойдет до него.

К ней приходило мало писем, и только от одного человека — от королевы Марии. В одном из них Мария предложила ей подумать о замужестве с Дональдом Хэтевеем, который недавно стал лордом Стретерном. Королева с большим воодушевлением писала о том, какой Дональд молодой, здоровый и сильный.

Гвинет в гневе бросила это письмо на пол, но на этой странице было написано еще что-то, и она снова подняла его. Королева писала: « Пойми, я делаю это со всей возможной любовью. Надежные люди сообщают, что лорд Рован совершенно забыл о своем долге перед родной страной и женился на Элишии Стретфилд, дочери графа, и теперь служит только королеве Англии».

Гвинет отказывалась верить тому, что прочитала. Все же она дала волю своим эмоциям: гнев и слезы душили ее. А потом… ее охватило отчаяние.

В конце года Гвинет с изумлением увидела перед своими окнами отряд охранников. Мария, желавшая, чтобы Гвинет вернулась ко двору сразу же после рождественских праздников, прислала этих людей сопровождать ее. Девушка до сих пор чувствовала в душе такую боль и гнев, что хотела отказаться. Но у нее не было выбора: это было желание королевы, и перед ней стояло шесть сильных мужчин.

А она не желала провести всю жизнь под принудительной защитой королевы.

Не желала, даже если новость о предательстве Рована была правдой.

— Вон там, — сказал Гевин и вытянул руку.

С каменистой вершины холма Рован из-за деревьев видел солдат королевы. Позади начальника отряда ехала Гвинет в красивом плаще, спускавшемся на круп ее лошади. За ней ехала горничная, а замыкали цепочку пять вооруженных охранников.

— Я вижу, — пробормотал Рован.

— Напасть сейчас — чистое сумасшествие. Нас окружают любимчики графа Босуэла, а вы все время старались не причинять вреда никому за то, что они выполняют свой долг…

— Ты прав, — ответил Рован, наблюдая за тем, как отряд двигался по дороге.

Ему так хотелось броситься в бой и победить или проиграть! Но два чувства, как два тяжелых груза, удерживали его на месте. Во-первых, он не хотел убивать. И во-вторых, он не хотел рисковать жизнью своих людей: эти десять человек были с ним рядом и в хорошие, и в трудные времена.