Эрика Ридли - Греховный поцелуй

— Только прикоснись к ней, — послышался низкий голос из-за их спин, — и я сейчас же и здесь же убью тебя.

— Лайонкрофт. — Эдмунд качнулся, сделав несколько неверных шагов назад. — Мне бы следовало знать, что ты где-то неподалеку возле ее юбок.

Гэвин ринулся на него и ухитрился двинуть ему в глаз прежде, чем Эванджелина успела оттащить его.

— Прекратите.

Она обхватила его руками за талию, прижалась щекой к груди, крепко сжала в объятиях:

— Он не тронул меня. Bсe хорошо.

— Эта сучка тронула меня, — с презрением сказал Эдмунд.

Глаза его сверкали.

— Скажи еще одно слово, и я…

− Нет! — Эванджелина еще крепче сжала Гэвина в объятиях. — Я уже дала ему пощечину.

Нэнси и леди Хедерингтон вышли из-за угла и остановились как вкопанные.

Эванджелина убрала руки с талии Гэвина. Его рука нашла ее руку, сжала и отпустила.

— Что происходит? — удивленно спросила леди Хедерингтон, поднимая брови.

Эдмунд прикрыл рукой свой подбитый, быстро чернеющий глаз и злобно зыркнул другим:

— Кроме того, что эта Пембертон льнет к Лайонкрофту, как обычно? Вы не можете ему доверять, когда она рядом, и не можете доверять ей, когда его нет. Она представляет опасность.

— Не больше, чем вы, — возразила Эванджелина. — Принимая во внимание тот факт, что это вы убили лорда Хедерингтона.

— Принимая во внимание что?

Все взгляды обратились к Эванджелине, которая набрала полную грудь воздуха и стала про себя молиться, чтобы ее видение оказалось правдой.

— Вы были в ту ночь в его спальне. Вы туда прокрались, и вас видели. Вы украли его бумаги, деньги и табакерку.

Он отнял руку от подбитого глаза:

— Меня видели?

Леди Хедерингтон качнулась и прислонилась спиной к картине, нарушив равновесие пейзажа маслом:

— Ты убил и обокрал моего мужа?

Эдмунд молчал.

— Он как раз закончил набивать карманы, когда ваш муж застал его за этим делом, — ответила Эванджелина. — Он ударил его тростью с лезвием внутри.

— Вы не можете это доказать.

— Неужели? Вы можете нас заверить, что, если мы произведем обыск в вашей комнате, не найдем там бумаги, кошелек с мелочью и табакерку?

— Это ничего не доказывает, — продолжал настаивать Эдмунд. — Вы могли сами положить эти вещи в моей спальне.

— И я же обвязала голову лорда Хедерингтона носовым платком?

Он побледнел:

− Э-э…

— Если мы рассмотрим его как следует, то увидим, что на нем вышиты ваши инициалы. Разве не так?

— Ладно. Пусть так. Я ударил его тростью. — Взгляд Эдмунда заметался, перебегая с одного лица на другое. — Но я его не убивал. Когда я уходил, он дышал.

Мускулы Гэвина напряглись.

— Есть какая-нибудь причина тебе поверить? В погруженном в полумрак холле наступила тишина, лотом Нэнси Хедерингтон прошептала:

— По правде говоря… есть.

— Солнышко. — Леди Хедерингтон протянула руку и дотронулась до дочери: — Нет!

Нэнси расправила плечи:

— Я… я приходила к папе много позже того момента, как закончились танцы. Его голова уже была перевязана, но я даже не спросила его, как случилось, что он получил рану. Я была слишком сердита. Я сказала ему, что не могу заставить себя выйти замуж за мистера Тисдейла. Я была готова сбежать, чтобы этого не произошло.

— С господином учителем французского? — с ухмылкой спросил Эдмунд.

— Да, — с жаром ответила Нэнси. — По крайней мере Пьер был живым и горячим человеком. И он меня любил. Он говорил мне о своей любви. Но папа сказал… папа сказал, что я молода и глупа и не должна путать девичьи грезы с тем, что необходимо семье, что деньги важнее любви и что меня вырастили так, чтобы я научилась выполнять свои обязательства. А потом он сказал… потом он сказал…

Нэнси разразилась шумными рыданиями:

— Он сказал, что не только выгнал Пьера, но и отправил связанным на корабле в Индию как домашнее животное.

Все потрясенно молчали. Потом голос Эдмунда нарушил тишину.

— Ладно, радость моя, — сказал он с облегчением. — Похоже, что у тебя было, больше оснований убить этого эгоистичного растленного типа, чем у меня.

— Моя дочь никогда не стала бы убивать своего отца. Ты сам растленный тип, Эдмунд. Обворовать моего мужа? И оставить умирать? — Она ударила его кулачком в грудь. — Убирайся! И никогда больше не возвращайся сюда! Ты больше не член нашей семьи.

Он отшатнулся от нее:

— Ты не можешь мне приказывать. Это не твой дом.

— Он мой, — согласился Гэвин. — Делай, как говорит моя сестра. Верни то, что украл, и убирайся. Я пошлю лакеев, чтобы они проследили за твоим отъездом.

— Я не убивала папу! — давясь рыданиями и прижимаясь к матери, закричала Нэнси.

Гэвин бросил на Эванджелину косой взгляд.

— Она этого не делала, — пробормотал он.

Эванджелина вздохнула:

— Знаю.

Нэнси и леди Хедерингтон направились в свои спальни. С полдюжины лакеев сопроводили Эдмунда в его комнату.

Эванджелина повернулась к Гэвину, заключила его лицо в ладони и поцеловала:

— Прошу прощения.

— За что?

Он обнял ее за талию и прижал к себе:

— Ты поймала вора.

— Но не убийцу.

Она посмотрела на него:

— Что бы ни случилось, ты научил меня верить своей интуиции больше, чем подозрениям других. И я знаю тебя. Я знаю, что ты никогда не причинишь вреда невинному, человеку. Что бы ты ни сделал с лордом Хедерингтоном, он это заслужил.

Большую часть времени, отведенного для завтрака, Эванджелина провела, бросая из-под ресниц долгие и пристальные взгляды на Гэвина и мечтая о том, чтобы они еще могли побыть вместе. Хотя он открыто смотрел на нее, выражение его глаз было непроницаемым.

Она встала, чтобы взять с буфета еще один тост, и удивилась, увидев его рядом.

— Я уже попросил запрячь для тебя карету, — пробормотал он. — Меньше чем через час она будет у главных ворот. Но сначала… сначала… я не могу тебя отпустить, не рассказав тебе…

Он судорожно сглотнул, плечи его напряглись. Долгое время он неотрывно смотрел на сверкающие серебряные блюда, потом пробормотал:

— Ябуду тосковать по тебе.

Он будет тосковать по ней. Он уже говорил ей это прошлой ночью.

— Я тоже буду по тебе тосковать, — сказала она, стараясь, чтобы тон ее был легким и чтобы он не расслышал за этой небрежностью сердечной боли и надрыва.

Он взял ее за руку, не спуская с нее глаз:

— Эванджелина, я…

На них упала горбатая тень.

— Ведите себя пристойно, Лайонкрофт, — проскрежетал дребезжащий старческий голос мистера Тисдейла, полный укоризны.

Мускулы Гэвина напряглись, но он выпустил запястье Эванджелины.

— В своем доме я могу быть сколь угодно непристойным.

— В таком случае я покину Ваш дом при первой же возможности.

Паралитическая рука мистера Тисдейла медленно начала поднимать крышки с блюд, пока он наконец, не нашел нужное, медленно взял щипцы, медленно поднял их над копченой селедкой, медленно пошарил, выбирая кусок получше.