Ханна Хауэлл - Если он грешен

— Конечно, все мы знаем, что она была очень недовольна выбором сына, но я никогда не думал, что леди Маллам способна на такое, — закончил Эштон свой рассказ.

Не сразу оправившись от шока, друзья стали обсуждать, каким образом помочь Бранту и как быть с леди Маллам. Пенелопа же снова закрыла глаза и попыталась вздремнуть на плече у Эштона. Ее страшил предстоящий разговор с викарием, но она знала, что должна выполнить данное Фейт обещание.

Когда карета наконец остановилась, Пенелопа выпрямилась и осмотрелась. Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы преодолеть слабость. Она уже собиралась спросить у своих спутников, что они сейчас намерены делать, но тут Корнелл, выругавшись сквозь зубы, спрыгнул с подножки кареты. Уитни и Виктор последовали за ним. Когда Эштон помог ей выбраться из экипажа, она увидела Бранта — тот уже схватил викария за ворот и тащил к карете, где находилось тело Фейт.

— Плохи дела, — пробормотал Эштон.

— Не вижу ничего плохого в том, что он зол на человека, отправившего свою дочь на смерть, — сказала Пенелопа, едва поспевая за ним.

— Я не знаю, куда может завести Бранта его горе и гнев, и не думаю, что им стоит на это смотреть, — добавил Эштон, кивнув в сторону дома.

Сначала Пенелопа увидела только дом — симпатичный коттедж под черепичной крышей, окруженный цветочными клумбами. Даже не верилось, что чудовище, продавшее свою дочь, могло жить в таком милом и ухоженном домике, посреди цветочного сада. А потом она увидела детей, четырех мальчиков и четырех девочек. Все они стояли у двери и в ужасе смотрели на Бранта, куда-то тащившего их отца. И было очевидно: тот факт, что пятеро джентльменов, которые подъехали к дому, явно принадлежали к аристократии, лишь усиливал их страх.

В тот момент, когда Пенелопа направилась к детям, самый старший из мальчиков двинулся к карете, куда Брант уже заталкивал викария. Братья и сестры мальчика последовали за старшим.

— Эштон, дети не должны видеть тело, — прошептала Пенелопа, повернувшись к виконту. — Попытайся их задержать.

— Вот, посмотри! Видишь, что ты сделал с собственным ребенком? — сказал Брант, откинув одеяло с лица Фейт. — Ты лгал. Она вовсе не убегала с солдатом. Ты продал ее в бордель, и она умерла там.

— Нет! Нет! — Викарий пытался отвернуться. — Поверьте, я не отправлял ее в бордель!

— Но ты ее продал, верно? И получил за нее солидный куш.

Пенелопа взглянула на детей и поняла, что они знают про деньги. К счастью, Виктор пришел Эштону на помощь и они совместными усилиями не пустили детей к карете. Но никто не мог заткнуть им уши, и им предстояло услышать жуткую историю о том, что на самом деле случилось с их старшей сестрой. Они должны были узнать о том, что сделал их отец, — этого желала сама Фейт.

— Мне нужны были деньги! — закричат викарий, когда Брант швырнул его на землю. — У меня целый выводок детей, а викарий в нашей деревушке почти ничего не зарабатывает. Что мне оставалось делать? Мне едва хватало на то, чтобы всех их прокормить.

— Ты мог бы выдать свою дочь за меня — я просил ее руки и подарил кольцо в знак того, что мы жених и невеста. Мы с ней должны были обвенчаться, после чего я дал бы тебе денег, как и обещал.

Викарий со вздохом покачал головой:

— Нет, она бы этого не допустила. Она угрожала мне. Я мог бы лишиться должности и сана. Я вынужден был так поступить.

— Она? О ком ты?

Взглянув на Бранта, Пенелопа увидела в его глазах ярость, скорбь и отчаяние. Было ясно: он прекрасно понял, о ком речь. И теперь она уже корила себя за малодушие. Наверное, было бы лучше, если бы Брант услышал правду о своей матери из ее уст, а не из уст викария. Пусть викарий и не назвал имени, но с тем же успехом он мог бы указать пальцем на леди Маллам. Брант был достаточно умен, чтобы сразу догадаться: «она» — это его мать.

Викарий, несомненно, почуял опасность и, встав на четвереньки, попытался отползти от Бранта — сейчас он напоминал огромного уродливого краба. Но Брант тут же шагнул к нему, и со стороны все это выглядело как какой-то странный ритуальный танец. И еще большую странность придавали этому «танцу» Корнелл и Уитни, медленно шагавшие рядом с Брантом. Пенелопа же с замиранием сердца ждала развязки.

— Ты сказал «она»?! — Голос Бранта более походил на рык хищника, чем на человеческую речь. — Говоришь, «она» угрожала лишить тебя должности? Только одна женщина могла бы это сделать. Следовательно, ты хочешь сказать, что тебе заплатила моя мать?

Викарий открыл рот, но так и не смог произнести ни слова. В этот момент старший из мальчиков пробрался между Эштоном и Виктором и остановился перед Брантом. И Пенелопа заметила, как в глазах викария вспыхнула искра надежды. Но искра эта тут же потухла, когда сын взглянул на отца с отвращением и гневом.

— Я Питер Бимен, его старший сын, — сказал мальчик, покосившись на Бранта. — Как раз перед тем как исчезла Фейт, к нам приезжала гостья, желавшая поговорить с отцом с глазу на глаз. И этой гостьей была леди Маллам. Я не могу сказать вам, о чем они говорили, но в доме внезапно появились деньги. — Питер вздохнул. В глазах его стояли слезы, но он пытался сдержать их. — Я бы предпочел, чтобы тело Фейт осталось с нами. — Мальчик взглянул на карету. — Мы похороним ее. Но я не позволю отцу проводить службу…

— Что ты говоришь, Питер?! — в ужасе воскликнул викарий.

Брант взглянул на мальчика и проговорил:

— Конечно, этого нельзя позволять. После того, что он сделал с ней, это было бы святотатством.

— Но я не посылал ее на смерть! — закричал викарий.

Питер заглянул отцу в глаза. А младшие братья и сестры уже приближались к Питеру, и все они смотрели на своего отца с гневом и презрением.

— Нет, ты отправил ее на смерть, — заявил Питер. — Ты знал, что она никогда к нам не вернется. Поэтому ты и говорил всем, что она убежала в Испанию с солдатом. Я не сомневаюсь, что ты уже заготовил письмо, в котором сообщается о ее смерти. Как ты думаешь, куда могла отправить Фейт эта женщина? Я думаю, она тебе все сказала. Возможно, не напрямик, но она так или иначе объяснила тебе, какая судьба ждет нашу сестру. А тебе было все равно.

— Нет, сын мой. Я бы ни за что этого не допустил, если бы все знал.

— Я хочу похоронить ее в нашем семейном склепе, — сказал Брант, не обращая внимания на лепет викария. — Я сообщу вам, Питер, когда состоится церемония. Приглашаю вас и ваших братьев и сестер. Но не вашего отца. Поверь мне, — он взглянул на сидевшего на земле викария, — я бы вышвырнул тебя из этого дома, если бы не дети. — Снова повернувшись к Питеру, Брант продолжал: — Немедленно сообщите мне, если он попытается избавиться от кого-нибудь из вас или если даже посмеет хоть пальцем вас тронуть. Пусть я не могу официально оформить над вами опеку, но с этого момента я буду считать себя вашим опекуном. Относитесь ко мне соответственно.