Кэтрин Крилл - Леди Алекс

Алекс гордо вздернула подбородок. Глаза ее в ярком голубоватом свете луны засверкали точно звезды.

— Я не стану вашей наложницей! — произнесла она с чувством.

— Я что-то не вспомню, чтобы я просил вас об этом.

У нее перехватило дыхание, будто ей нанесли удар. Заметив, на его лице слабую, да к тому же притворную, как ей показалось, улыбку, Алекс еще больше взъярилась. Она принялась отчаянно рваться из его рук, усердствуя что было сил, — впрочем, без видимого результата.

— Отпустите меня, мерзавец!

Джонатан, словно не замечая, как яростно она извивается в его объятиях, прижал ее к себе еще теснее и едва не застонал, всем своим напрягшимся телом чувствуя ее волнующе мягкие изгибы и соблазнительные формы. Тлеющий в нем огонь словно разгорался от созерцания ее буйной красоты. Его взгляд, медленно скользя по ее гибкой запрокинутой шее, опустился ниже, туда, где ее груди могли вот-вот вырваться из глубоко вырезанного корсажа, а потом так же неспешно опять обратился на ее лицо.

Выражение его глаз отдалось страхом в сердце Алекс. Слишком поздно она осознала опасность, которую навлекла на себя. Почувствовав, как сильно, тревожно забилось у нее в груди сердце, она неожиданно прекратила борьбу.

Но искра желания уже разгорелась. Проворчав какое-то невнятное ругательство, Джонатан запрокинул назад ее голову и совершил то, о чем страстно мечтал с того самого момента, когда впервые увидел ее. Его рот жадно обрушился на губы Алекс, а руки все сильнее сжимались вокруг ее тела, пока она чуть ли не потеряла возможность дышать.

Она тихо застонала — то ли в знак протеста, то ли испытывая внезапное удовольствие. Объяснить это она и сама не смогла бы. Ее глаза застилала жажда мести, а чувства разгорались под сладким мастерством его натиска. Ее, конечно, целовали и раньше. Но так — никогда.

У него оказались теплые и сильные губы, и он ждал, что его поцелуи встретят отклик. Алекс все еще извивалась в его объятиях, но в результате поцелуй становился только крепче, так что ей наконец трудно стало дышать. Его горячий, бархатный язык вошел между ее раздвинутых губ. И она снова не смогла удержать стон, когда Джонатан дерзко, голодно ощупал своим языком влажную пещеру ее рта.

Она едва ли замечала, что ее руки гладят плечи Джонатана. Теперь она уже трепетала в его пылких объятиях, остро ощущая, как его мускулистое тело посылает в нее волны опьяняющего тепла. Ее губы плутали где-то пониже его рта, а в ней самой вспыхнуло новое, до сих пор неведомое ей желание. У Алекс не было времени задумываться об этом, не было времени учесть возможные опасности пребывания в лесу, под лунным светом, наедине с мужчиной…

Однако поцелуй завершился так же внезапно, как и начался.

Глаза Алекс с трепетом раскрылись. Раскрасневшись и все еще не в состоянии отдышаться, она в изумлении и смущении пристально смотрела на Джонатана.

— Ради Бога, больше не надо! — измученно сказал он. Его руки охватили предплечья Алекс, стараясь надежно удержать ее от близости с ним.

Неожиданно бешеный взгляд его глаз вновь пресек ее дыхание. «Почему он злится?» — раздумывала она, пораженная его реакцией. Поцеловались-то они не по ее инициативе. Не в силах найти подходящие слова, она могла лишь молча смотреть на него, а его голос — хлесткий, как кнут, — наносил ей в тиши ночи удар за ударом.

— Вы актриса даже лучше, чем я предполагал, но все же далеки от совершенства!

Выражение лица Джонатана становилось все более суровым, а его пальцы безжалостно впивались в ее тело. Взгляд Джонатана все горячее смотрел вниз, на восхитительные полушария ее грудей.

— Я могу только догадываться, — сказал он, — сколько других мужчин вы довели до безумия, сколько других несчастных дураков вы обманули вашей «невинностью». У вас, быть может, и лицо ангела, но обольстительность проститутки. И будь я проклят, если попадусь на ваш крючок.

— Как вы смеете!.. — задыхаясь, проговорила наконец Алекс. Ее щеки пылали праведным гневом, а глаза опаляли сине-зеленым огнем. — Я никогда не пыталась ввести кого-либо в заблуждение и могу заверить вас, сэр, что меньше всего я хочу соблазнить вас. А теперь уберите от меня свои руки!

— С удовольствием! — Он резко выпустил ее и зашагал в сторону, где оставил свою лошадь.

Уставившись убийственным взглядом в его широкую сильную спину, Алекс смахнула неожиданные слезы и только теперь осознала необходимость срочно привести в порядок свою истерзанную одежду. Она почувствовала резкую боль в бедре. Алекс была уверена, что завтра увидит на этом месте по меньшей мере огромный синяк, но решила, что скорее согласится быть повешенной, чем признается Джонатану Хэзэрду, что ей больно.

— Поскольку вы составили обо мне такое мнение, вы теперь вполне можете разрешить мне уехать в Сидней, — настаивала она, наблюдая за тем, как Джонатан сердито поправляет на лошади сбрую. Ее тело еще хранило на себе тепло его губ, и она в замешательстве покраснела при воспоминании о том, как дерзко отвечала на его ласки.

— Вы останетесь в Бори. — Он подвел свою лошадь к тому месту, где ждала Алекс.

— Я не могу остаться! Ни после сегодняшней ночи… ни после того, как вы…

— То, что случилось сегодня ночью, лучше всего забыть, — подвел он краткий итог. Лицо его приобрело суровее, непроницаемое выражение. Он уже не смотрел на нее прежним, страстным, пронизывающим взглядом. Ничто не свидетельствовало о продолжающейся в нем самом внутренней борьбе. — Но если вы хотя бы еще один раз попытаетесь удрать, — предупредил он, — то я больше не буду столь милосердным.

— И это вы называете милосердием? — возмутилась Алекс. Сложив руки под грудью, она в ярости сверлила его глазами, совершенно не отдавая себе отчета в том, что выглядит при этом лишь еще более соблазнительной. — Отказываться выслушать правду, приговорить меня к семи долгим годам рабства, а затем навязать мне свое внимание! Полагаю, что это и есть особый, американский тип милосердия, и считаю такое «милосердие» омерзительным!

— Вы были признаны виновной задолго до нынешнего дня, — заметил в ответ ей Джонатан. — И не я выносил вам приговор.

Будучи не в силах оторвать взгляд от ее великолепных, полных грудей, он решил изменить тему обсуждения.

— Что касается «внимания», то это был только поцелуй и ничего больше. И нельзя сказать, что вы совсем не хотели этого.

— Это неправда! — Однако ее бурный протест прозвучал не слишком искренне из-за того, что она излишне поспешила с ответом. Заметив это и рассердившись, она собралась сказать что-то еще, но шанса на это не получила.

— Замолчите, леди Алекс, или вы ощутите всю силу моего гнева! — Он грубо схватил ее и забросил на спину лошади. Сев позади, сн обнял ее за талию и прижал к себе. Лицо Алекс зарделось, когда ее бедра оказались в волнующей близости с его напрягшимися стройными бедрами, и она была уверена, что расслышала его резкий раздраженный вдох.