Екатерина Левина - Соловей для черного принца

Утром, когда я заходила в класс, девочка уже была там, и понуро сидела у окна, кутаясь в поношенный платок так, будто хотела отгородиться им от всего окружающего, а не согреться от холода. Она всегда выбирала один и тот же стул с расшатанными ножками, словно опасаясь, что в хорошем табурете ей будет отказано. И никогда не пила с нами чай.

Возможно, она чем-то напоминала мне меня саму, когда я жила в Филдморе. Такая же чужая и одинокая среди шумной детворы, объект постоянных насмешек. Поэтому, я сразу почувствовала к ней интерес и участие.

В первое время я была сильно занята и загружена заданиями, которые миссис Тернер давала мне, чтобы догнать класс. Лишь через пару недель, после моего появления в школе, я подошла к Сибил Рид, именно так звали эту молчаливую девочку.

Обычно я оставалась после занятий, но в этот день миссис Тернер должна была встретиться с Лонгботтомами, чтобы обсудить некоторые вопросы. Я немного замешкалась, и когда вышла на улицу, то увидела у ворот только одну Сибил. Она обхватила руками худенькие плечи и, прислонившись к деревянному столбу, подставляла лицо летнему солнцу. В этой позе она выглядела еще более беззащитной и потерянной. Я решительно направилась к ней, поняв, что лучшего момента для знакомства мне не найти.

— Хочешь пойти со мной к утиному пруду?

Она вздрогнула от неожиданности и, недоумевая, осмотрелась по сторонам, подумав, что обращаются не к ней. Но, не увидев, никого по близости изумленно взглянула на меня.

— Ты мне?

— Конечно тебе. У меня есть хлеб. Я его прячу, чтобы после занятий сбегать к пруду и покормить лебедей.

— А уток?

— И уток тоже, — улыбнулась я.

Она молчала, опустив глаза и нервно теребя концы серого платка.

— Ну как, пойдем?

— Извини, я не могу.

Она произнесла это так тихо, что я скорее додумала, чем услышала фразу.

— Почему? — я решила сражаться до конца. — А Николс Ливингтон говорит, что на пруду заметили двух лебедят. Я никогда не видела птенцов лебедей. Наверное, они такие хорошеньки: белые, пушистые комочки!

— Нет. Они совершенно лысые с красной морщинистой кожей. И шея у них не изящная, как у взрослого лебедя, а похожа на противного червяка.

Настала моя очередь удивиться. Только я не поняла, что поразило меня больше, описание птенца или то, что девочка ответила с таким жаром. Обычно она разговаривала равнодушно и на вопросы миссис Тернер всегда давала короткие ответы.

— О, значит, ты их уже видела?

— Нет, — прошептала она — мне так сказала тетя.

— Ну, значит, нам нужно самим сходить и убедиться в этом, — настаивала я.

Сибил вся сжалась, и мельком обернулась, будто бы ожидая встретить кого-то за спиной.

— У меня нет причин, не доверять словам тети Тильды.

— Ой, ну конечно! Пожалуйста, прости, — я смешалась. — Я не имела ничего такого…

Над нами раскинулась цветущая липа и жужжание пчел, единственное, что нарушало наступившую тишину. Вдруг, на крыльцо вышли мистер и миссис Лонгботтомы. Правда, мужчине пришлось проходить в дверь бочком, иначе в узком проходе пострадали бы его великолепные усы. Они попрощались с нами и степенно двинулись вдоль улицы.

Следом за ними вышли миссис Тернер и Виолетта. Девочка оставалась ждать мать, так как предпочитала ходить по улице в сопровождении.

— А, девочки! — воскликнула женщина. — Разве вы еще не ушли?

— Уже собираемся, мэм, — ответила я.

Она внимательно оглядела нас обеих и, неожиданно приблизившись к нам, слегка обняла.

— Дорогие мои, я так рада, что вы подружились.

Сибил взглянула на меня и отвела глаза, но я успела заметить испуг и недоверие в них.

— Вы обе такие замечательные! — тем временем продолжала миссис Тернер. — И хорошо, что вы поддерживаете друг друга. У вас обеих одна беда.

— Я тоже хочу дружить с тобой, Найтингейл. — громко раздалось за спиной миссис Тернер.

Уязвленная тем, что ее мать обнимает других девочек, Виолетта подошла к ней и по-хозяйски взяла под локоть. Затем немного надменно окинула взглядом ставшую еще как будто меньше фигурку Сибил. Лишь на мгновение презрительная усмешка искривила ее губы. Но уже в следующий момент она обратилась ко мне.

— На занятиях у матушки, ты не казались мне глухой, Найтингейл.

— Виолетта! — воскликнула миссис Тернер. — Грубость — это признак плохого воспитания. Извинись сейчас же. Ты же не хочешь, чтобы о тебе подумали, как о плохо воспитанной девочке.

— Не отвечать и заставлять других повторять слова — это тоже признак плохого воспитания.

— Извини, Виолетта, — опередила я, собиравшуюся, видимо, прочитать лекцию о правилах хорошего тона, миссис Тернер. — Я с радостью буду с тобой дружить.

Красивое лицо осветилось самодовольной улыбкой. Но я тут же добавила

— И с тобой и с Сибил.

Со стороны Сибил я услышала нервный вздох, а Виолетта холодно кивнула.

— Ну что ж, тогда моя дочь, я думаю, пригласит вас на чай, чтобы отметить это событие. Выберите день, когда вам будет удобно, — радостно предложила миссис Тернер.

— Пятница на следующей неделе подойдет, — в приказном тоне сообщила Виолетта. — Приходи к двум часам, Найтингейл.

Я разозлилась из-за такого беззастенчивого игнорирования Сибил и почувствовала, что мое лицо пошло красными пятнами. Миссис Тернер попыталась загладить неловкую ситуацию. Но вышло несколько коряво и даже более обидно.

— Мы, конечно же, ждем и тебя, Сибил.

Затем, торопливо попрощавшись, она увела свою дочь, пока та не сказала что-нибудь против.

— Мне тоже надо идти, — пробормотала Сибил. — Прощай.

Девочка резко развернулась и побежала прочь от школы.

— До завтра, — крикнула я ей вслед. Но она не обернулась.

Дома за обедом я рассказала обо всем тетушке и спросила у нее про Сибил Рид.

— Несчастное дитя! — вздохнула тетя. — У нее никого нет, кроме Пешенсов. Жаль, что девочка переехала жить к ним. Там такая заупокойная обстановка! Если ты понимаешь, о чем я…

Я кивнула, представив себе церковную службу.

— Ее дядя мистер Руфус Пешенс прилагает большое усердие, чтобы вести жизнь в праведности. Ходили слухи, что он поступал в семинарию, но по каким-то причинам его не приняли. И, слава богу, что он не викарий, а то мне пришлось бы стать ярой атеисткой, лишь бы уберечься от его благочестивых проповедей. Прости меня господи, за такие слова! — тетушка театрально подняла глаза к потолку, как бы прося прощение. — Но его речи могут довести любого нормального человека до приступов истерии. Сибил в этом мрачном доме живется не сладко. Родственники приютили ее не из теплых чувств.

— А как же ее тетя, миссис Пешенс? Она такая же религиозная, как ее муж?

— Эти двое стоят друг друга. Тильда Пешенс сестра матери девочки. Очень скупая и глупая особа. С ней очень трудно найти общий язык даже мне, считавшей своим главным достоинством — умение находить подход к любому смертному.