Джулия Куин - Невинное развлечение

Последний пункт вызывал у него громкий стон, и он силой заставлял себя вернуться к переводу. Но проходило минуты две, и он снова поднимал голову и видел окно, и весь этот чертов цикл начинался по новой.

Однако сейчас, когда он увидел на лице леди Оливии Бевелсток выражение крайнего ужаса при упоминании имени ее брата, он решил, что пока ему не стоит спешить возвращаться к работе. После всего того, что она с ним сделала, он с удовольствием понаблюдает за тем, как она испытает те же чувства, что и он.

— Вы знакомы с братом Оливии, сэр Гарри? — спросила мисс Кэдоган.

Гарри спрыгнул с коня — ему, наверное, придется немного здесь задержаться.

— Нет, не имел удовольствия.

При слове «удовольствие» выражение лица леди Оливии определенно стало кислым.

— Он ее брат-близнец, — пояснила Мэри. — Недавно окончил университет.

Повернувшись к леди Оливии, Гарри сказал:

— Я не знал, что вы с братом близнецы.

Оливия пожала плечами.

— Так ваш брат уже закончил свое образование?

Оливия кивнула.

В ответ на такую равнодушную реакцию Гарри чуть было не покачал головой. Такая хорошенькая и такая недружелюбная, подумал он. Она не заслуживает своей внешности. У нее на носу должна быть большая бородавка.

— Возможно, он знаком с моим братом, — заметил Гарри. — Они, наверное, одного возраста.

— А кто ваш брат? — поинтересовалась мисс Кэдоган.

Пока брат Оливии не подошел, Гарри немного рассказал им об Эдварде. Уинстон шел пешком той развинченной походкой, которая свойственна молодым людям. Он был похож на Оливию. Светлые волосы были немного темнее, чем у нее, но глаза были того же цвета и разреза.

Уинстон поклонился. Гарри ответил тем же.

— Мой брат Уинстон Бевелсток. Сэр Гарри Валентайн. Уинстон — сэр Гарри.

Все это было произнесено Оливией монотонно и без всякого выражения.

— Сэр Гарри, — учтиво сказал Уинстон, — я знаком с вашим братом.

Гарри его не узнал, но решил что молодой Бевелсток был одним из многочисленных знакомых Эдварда. Кое-кого из них он иногда встречал, у остальных были, очевидно, совершенно незапоминающиеся лица.

— Насколько я понимаю, вы наш новый сосед, — сказал Уинстон.

Гарри пробормотал что-то невнятное и кивнул.

— Мне всегда нравился этот дом, — продолжал Уинстон с важным видом. — Он кирпичный, не так ли?

— Уинстон, — нетерпеливо перебила его Оливия, — ты прекрасно знаешь, что он из кирпича.

— Да, знал или, скорее, был почти уверен. Я не часто обращаю внимание на такие вещи. К тому же окна моей спальни, как тебе известно, выходят на другую сторону.

Гарри почувствовал, что вот-вот улыбнется. Беседа принимала интересный оборот.

Уинстон повернулся к Гарри и сказал — из одного лишь желания помучить сестру:

— А окна спальни Оливии выходят в сторону вашего дома.

— Вот как?

У Оливии был такой вид, будто она может…

— Да, — подтвердил Уинстон, прервав размышления Гарри по поводу того, что может — или не может — сделать леди Оливия, Однако он подумал, что леди Оливия сейчас взорвется.

— Вы, вероятно, видели ее окно. Его нельзя не увидеть. Оно…

— Уинстон.

Гарри непроизвольно отступил на пару шагов. Было похоже, что сейчас совершится насилие. И хотя Уинстон был выше ростом и гораздо плотнее своей сестры, Гарри поставил бы на его сестру.

— Я уверена, что сэра Гарри нисколько не интересует поэтажный план нашего дома, — резко бросила Оливия.

Уинстон потер подбородок в задумчивости.

— Я имел в виду не столько план, сколько перепады высоты…

Гарри снова повернулся к Оливии. Еще никогда он не видел такой умело контролируемой ярости. Это впечатляло.

— Я так рада видеть тебя в парке утром, Уинстон, — вмешалась Мэри. — Ты часто бываешь здесь так рано?

— Нет. Меня мама послала за Оливией.

Мисс Кэдоган лучезарно улыбнулась и обратила свое внимание на сэра Гарри:

— Значит, вы, по всей видимости, единственный регулярный посетитель парка. Я тоже пришла сюда за Оливией. У нас уже очень давно не было возможности поболтать. Она ведь была больна.

— Я не знал. Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, леди Оливия.

— Уинстон тоже болел, — сказала Оливия с пугающей улыбкой. — И гораздо серьезнее меня.

— О Боже! — воскликнула мисс Кэдоган озабоченно, взглянув на Уинстона. — Если бы я знала, я бы захватила с собой микстуру.

— Когда он заболеет в следующий раз, я обязательно тебе об этом сообщу, — сказала Оливия и, обернувшись к сэру Гарри, тихо добавила: — Он часто болеет. Нас это беспокоит. — А потом почти шепотом: — Он такой от рождения.

Мисс Кэдоган встала.

— Теперь тебе лучше? — обратилась она к Уинстону. — Должна сказать, что ты немного осунулся.

Гарри показалось, что Уинстон просто пышет здоровьем.

— Я здоров, — рявкнул Уинстон. Его злоба была явно направлена на сестру, которая продолжала сидеть, довольная тем, что добилась своего.

Мисс Кэдоган отвела взгляд от Уинстона и увидела, как Оливия одними губами произнесла: «Он болен».

— Я обязательно принесу тебе эту микстуру, — упорствовала мисс Кэдоган. — Она немного противная, но наша экономка считает, что она очень хорошо помогает. И я настаиваю, чтобы ты сейчас же вернулся домой. Еще прохладно.

— В этом нет необходимости, — отбивался Уинстон.

— Я и так собиралась уходить, — сказала мисс Кэдоган, доказав, что молодому Бевелстоку не удастся противостоять объединенному напору двух решительных женщин. — Ты можешь меня проводить, Уинстон.

— Передай маме, что я скоро вернусь, — сказала Оливия, мило улыбаясь.

Ее братец был в ярости. Он понял, что его перехитрили. Предложив мисс Кэдоган руку, он повел ее к выходу из парка.

— Блестяще сыграно, леди Оливия, — с восхищением сказал Гарри, когда его уже нельзя было услышать.

Она одарила его скучающим взглядом:

— Вы не единственный мужчина, который меня раздражает.

Подобное замечание ни при каких обстоятельствах нельзя было оставить без ответа. Поэтому он сел рядом на то место, которое только что освободила мисс Кэдоган.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил он, имея в виду газету.

— Не знаю. Мне все время мешали читать.

— Вы намекаете, что я должен извиниться, — сказал он со смешком, — но я не стану потакать вам.

Она сжала губы, видимо, для того, чтобы избежать резкого ответа.

Он откинулся на спинку скамьи, вытянул ноги и скрестил их в щиколотках, сигнализируя этой ленивой позой, что он намерен остаться возле нее.

— В конце концов, — будто размышляя, сказал он, — меня нельзя обвинить в том, что я нарушаю ваше одиночество. Мы сидим на скамейке в Гайд-парке — на свежем воздухе, в публичном месте, и так далее, и тому подобное.

Он сделал паузу, дав ей шанс ответить. Но она молчала. Поэтому он продолжил: