Елена Арсеньева - Страсть сквозь время

Лидия снова дернула Кешу за рукав – теперь уже требовательно, – но его не нужно было понукать. Он метнулся вперед, занося сцепленные в замок ладони… доктор получил мощный удар по голове и упал.

В одну секунду Кеша подхватил его и швырнул в сено. Лидия проворно забросала сухой, душистой травой неподвижное тело. Зарылась рядом сама. Пронзило воспоминание, как она лежала в такой же телеге рядом с Алексеем, так же пахло сено…

Она прогнала это ненужное и мучительное воспоминание.

– Ну, помогай нам Бог, барышня, – прошептал Кеша, вскакивая на облучок. – Как бы стрелять вслед не начали!

Они еще не достигли околицы, когда поодаль ударил стройный залп. Итак, приказ лейтенанта все же был исполнен!

Лидия медленно перекрестилась. Царство небесное убитым. А им с Кешей… Да, помоги им Бог!

И он им помог-таки! До опушки леса, где ожидали кони, добрались беспрепятственно. Здесь оставили телегу – ее поутру должен был отогнать в деревню сын Фоминичны, у которого Кеша ее и брал.

Спутав руки все еще бесчувственному доктору, с усилием водрузили его верхом на запасного коня, привязали к седлу, а поводья Кеша взял в руку. Лидия на своей лошадке ехала последней, замыкая цепочку всадников и прижимая к себе ножны и кобуру, снятые со Сташевского. В ножнах была сабля, в кобуре – пистолет.

Когда Лидия взяла его в руки, откуда ни возьмись прилетела строфа:

Ну откуда это могло быть, как не из Пушкина?! Наверное, будь сейчас посветлей, она могла бы различить на рукояти пистолета надпись: «Jean Le Pa ge». Ну как же, как же: «Лепажа стволы роковые…»

Сташевский сначала качался в седле мешок мешком, поникнув на шею коня, потом начал поднимать голову и стонать. Наконец он смог выпрямиться в седле и слабо пробормотать:

– Oщ je suis localisе? Lequel de moi a fait se produit? [18]

– Vous comprenez dans le Russe? [19]– вместо ответа спросила Лидия.

– Dans le Russe? Certainement [20], – растерянно ответил доктор.

– Очень хорошо, – хладнокровно проговорила Лидия, переходя на родной язык. – Тогда прошу вас не беспокоиться.

– Pour ne pas s’inquiиter? Mais qui vous? Partisans de Davydov hussar [21]?! – с ужасом проговорил доктор, видимо, не в силах так быстро избавиться от привычки говорить по-французски.

– О, вы слышали о Давыдове? – усмехнулась Лидия. – Это хорошо. Значит, дает он вам дрозда, верно? Я так и думала!

Можно было ожидать, что Сташевский переспросит, цо тако ест «давать дрозда» и як то будэ по-польску, однако он только вздохнул:

– Трудно подобрать более точное выражение!

Говорил он по-русски так же хорошо, как и по-французски, разве что шепелявил слегка, так ведь польский язык вообще полон шипящих звуков.

– Вы из его отряда? Я слышал, там есть какая-то женщина… Василиса… Это вы?

В голове его прозвучал откровенный страх, какого не было даже, когда он говорил о Давыдове. Лидии стало смешно:

– Нет, успокойтесь, я никакая не Василиса. И к партизанам не имею отношения. Мы везем вас, чтобы вы оказали помощь одной больной женщине.

– Женщине? – изумился Сташевский. – Наверное, принять роды? Но я ничего не понимаю в женских болезнях. Я бы вам посоветовал найти повивальную бабку в какой-нибудь деревне.

– А я бы посоветовала вам не давать дурацких советов, – сухо проговорила Лидия. – А также посоветовала бы вспомнить все, что знаете о болезнях желудка, печени и кишечника. Роды вам принимать не придется. Я подозреваю, что эта молодая дама отравлена.

– Матка Боска… – пробормотал Сташевский. – Езус Христус! Отравлена?! Чем же я могу ей помочь? Вряд ли вы догадались, похитив меня, прихватить также мой медицинский чемоданчик?

Лидия различила в темноте, что Кеша сокрушенно покачал головой.

Да… это никому из них и в мысли не взбрело. Ну, хороши оба…

– Значит, у меня даже клистирной трубки не будет, – сокрушенно констатировал Сташевский. – Кошмар!

– Клистирную трубку найдем! – оживился Кеша. – От старого барина осталась. Он это дело шибко уважал.

– А может быть, от него еще что-нибудь осталось? – с надеждой спросил Сташевский. – Слуховая трубка, активированный уголь…

– Да вы сами посмотрите, господин доктор, – пообещал Кеша. – Ничего от вас не утаю, только помогите голубушке нашей, Ирине Михайловне!

– Значит, эту даму зовут Ирина Михайловна? – полюбопытствовал Сташевский. – Красивое имя.

– Она и сама хороша собой, – проговорила Лидия, решив, что малая толика вранья в таком деле очень даже на пользу пойдет. – Вообще вы должны постараться изо всех сил, доктор. Вообразите, что вы… – Она не смогла удержаться от толики цинизма… скажем так: хроноцинизма! – Вообразите, что вы будете врачевать свою будущую супругу!

– Ну, для этого понадобится неизмеримо более богатое воображение, нежели мое, – недовольно сказал Сташевский. – Я, видите ли, жениться пока не собираюсь, а если соберусь, то очень не скоро. Я ведь беден, как церковная мышь. Кто за такого пойдет? К тому же война… На войне убивают как пехотинцев и кавалеристов, так и врачей.

– Я вас не тороплю, – утешила его Лидия. – В самом деле – всему свое время!

– Вы думаете, оно у меня будет? – мрачно спросил Сташевский. – Что произойдет со мной после того, как я сделаю то, для чего меня сюда везут? Меня убьют?

– Вот еще, – рассердилась Лидия. – Вас отпустят, но вы должны будете дать слово, что забудете дорогу сюда. Вообще забудете о том, что были здесь!

– Я готов поклясться… – начал было доктор, но Лидия перебила его:

– А впрочем, можно ли верить вашим клятвам? Вы обещали крестьянам, что приедете только за кор-пией, а вместо этого привели туда не только мародеров, но и убийц.

– Вы зря вините меня, – с горечью сказал Сташевский. – Меня выследили, отряд увязался за мной. Этот лейтенант… Он очень упорный, умный, жестокий, хитрый человек, его невозможно остановить. Но скажу честно: сейчас в окрестностях Москвы все меньше остается уголков, куда не пробрались бы мародерские отряды. Армия голодает, Москва вся подчистую разграблена, надо быть готовым ко всему! Но я клянусь именем моей покойной матери, что ничего не выдам! И если французы придут к вам, можете не сомневаться: это произойдет без моего участия.

– Ну, мне придется поверить вам, – вздохнула Лидия.

Кеша проворчал что-то неразборчивое, но сразу умолк. От мерной рыси Лидию начало клонить в сон. Вот еще не хватало!

– Слушайте, Сташевский, – сказала она, подавляя зевок. – Меня всегда интересовала работа врачей во время войны тысяча восемьсот двенадцатого года. Об этом очень мало литературы, а про французских врачей я вообще ничего не читала. Может быть, расскажете, пока мы едем?