Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

Поток дел снова захватил Александра. «Я пленяю только твои взгляды, а дела пленяют все остальное», — шутила Таис. Приятные и неприятные события чередовались. Огорчило Александра ограбление могилы основателя персидской державы Кира Великого. Он приказал восстановить гробницу. Кир, как будто предвидя судьбу своего праха, повелел написать на надгробье: «О, человек, не завидуй мне, что у меня этот памятник». Зависть переживает века, а почтение чужих заслуг — нет. А вот Александр имел редкий дар ценить чужие заслуги. Кир с детства был одним из его героев. Мирская слава проходит, если ей позволяют проходить и предают ее забвению.

Да разве только это? Орксина, сатрапа Персии, опустившегося до ограбления персидских храмов и творившего беззакония над жителями сатрапии, Александр приказал казнить, а сатрапом назначил Певкеста, который выучил персидский язык, надел индийскую одежду, перенял обычаи вверенной ему страны и управлял сатрапией справедливо и достойно, к удовлетворению Александра и самих персов.

Александр по-прежнему упрямо преследовал свою трудную цель — сблизить персов и эллинов, приучить их к мысли жить в мире и дружбе на одной земле без границ. Он надеялся, что войны закончатся тогда, когда все земли будут объединены под единой справедливой властью, и у людей не останется причин ненавидеть и воевать друг с другом.

Новая эра Александра должна ознаменоваться новыми человеческими отношениями, иначе зачем все было: весь поход, все жертвы? Старые обиды отомщены, надо наконец поставить точку и начать новую жизнь, не отягощенную враждой, презрением, суждением о людях по национальному, а не человеческому признаку. Не кто ты — перс-варвар или эллин, а каков ты — порядочный, терпимый к другим человек или узколобый националист и фанатик своей веры. На это благое дело тратил он все свои силы и всю свою власть. Это было как раз то, что Александр хотел «изменить в мире», как он это называл.

Но удел гения — остаться непонятым своими современниками. К сожалению, далеко не все откликались на его идеи, опередившие не только время, но и уровень развития человеческой натуры. Каждый понимает лишь то, что доступно его пониманию. Новые взгляды с трудом пробивают дорогу через заслоны держателей старых устоев с закостенелыми мозгами; люди боятся терять привычное, страшатся всяких изменений, особенно если они происходят так быстро. Но Александр шел на этот риск. «Мечтатель», — называл его Гефестион. — «Или провидец», — улыбался в ответ Александр.

Свой следующий шаг в деле слияния народов в одну семью Александр собирался предпринять в Сузах. Он задумал переженить представителей македонской верхушки с девушками из знатных персидских семей и узаконить существующие союзы тысяч македонских солдат с персиянками. И все это обставить с размахом — как праздник народов. Герои его любимой «Илиады», разрушив Трою, превратили княжеских и царских дочерей в рабынь и наложниц. Александр позаботился о том, чтобы персиянки стали законными женами, а не невольницами победителей. Пусть это была капля добра в море того горя, что принесла война поверженным народам, но это был жест сожаления и примирения, и потому — хорошее начало.

К сожалению, об этих планах Таис узнала не из первых рук, а от Птолемея. Так получилось, что Александр был слишком занят разбором дел о беззакониях правителей Сузианы, отчетами, проверкой жалоб и судом, и не видел Таис несколько дней. Таис же занималась выполнением своего долга — воспитанием сыновей. Эта работа приносила ей удовлетворение, счастье ей приносил один Александр. Она радовалась, что дети хорошо развиваются, здоровы и веселы, что все идет без сбоев, своим чередом, благодаря ее добросовестным усилиям. Но сердце мало участвовало в этих заботах, оно было отдано другому мальчику — с золотыми кудрями, строящему крепости из мокрого песка у моря «в солнечных бликах и дружных дельфинах». Это была ее настоящая жизнь, с ним и для него, все остальное — выполнение долга.

Птолемей, едва скрывая любопытство, спросил, знает ли она о планах Александра жениться на дочке Дария и переженить гетайров на персиянках. Таис, вечной улыбкой защищая себя от влияний мира, чаще вредных, чем приятных, подняла спокойные глаза и ответила «нет». Про себя же продолжила: «Нет, дорогой Птолемей, ты не дождешься от меня ни растерянности, ни смятения».

— Ну и кто же достанется тебе? — поинтересовалась Таис с той же улыбкой.

— Дочь Артабаза Артакама. Через нее я породнюсь с Евменом, который женится на ее сестре Артониде. А Гефестион породнится с Александром, женившись на Дрипетиде.

— Ну, что ж. Пусть даруют боги счастье всем участникам этой большой свадьбы.

— Думаешь, я хочу жениться? — стал оправдываться Птолемей.

— Это не освобождает тебя от выполнения долга по отношению к твоей новой жене, — перебила его Таис.

— Какого долга?

— Сделать Артакаму счастливой.

— Если она не будет этому противиться, — сказал он, и это была первая честная фраза во всем разговоре.

— Что с Абулитом? (Сатрап Сузианы)

— Казнен…

— А Атропат? (Сатрап Мидии)

— Оправдался.

— Сколько нам пришлось пережить за последние месяцы, сколько испытаний и потерь подбрасывала нам жизнь — поневоле падешь духом… Хватит! Самое время нам подбросить жизни что-нибудь приятное. Она нам — гадости, а мы ей — радости. Лучше свадебное веселье, чем плаха или погребальный костер Калана, — примирительно сказала Таис.

Старый Калан, пришедший с Александром из Индии, стал болеть, слабеть и все чаще заговаривал о добровольном уходе из жизни, о самосожжении. Александр сначала и слушать его не хотел, так полюбил он этого чужого по культуре, но близкого по духу человека. И все же настойчивость Калана победила. Он, всю жизнь боровшийся с плотью, не мог вынести мысли, что она все же победит его дух, и ему, как всем, придется окончить жизнь в полной немощи и страданиях. В конце концов царю пришлось уступить силе убеждений удивительного индуса. Армия, вооруженная как на парад, отдала боевым кличем честь взошедшему на костер Калану. Он и в огне остался неподвижным и невозмутимым. Говорили, последними словами Калана были: «Встретимся в Вавилоне», значение которых никто не понял. Александра этот акт самосожжения потряс.

Мысль о Калане в голове Таис сменилась мыслью о другом необычном друге Александра — Сисигамбис. Вот уж удивительная пара — духовные отец и мать Александра. Какое странное переплетение судеб! Таис только сейчас поняла тот странный взгляд Сисигамбис в храме Афродиты-Астарты, где они случайно встретились. Персиянка как будто просила прощения за то, что ее внучка претендует на место, принадлежащее одной Таис. Ах, милая Сисигамбис! Как будто я не знаю, что все мы — и ты, и я, и твоя внучка — не более, чем игрушки в руках Александра. Да и он сам — лишь пешка в сложной игре, которую играет с ним непредсказуемая судьба. Даже бессмертные бессильны перед ней. Наши возможности так иллюзорны!