Пола Куин - Очарованная горцем

А это значит, что Эдвард должен найти ее первым. Ему необходимо предупредить ее — и Макгрегора, если она все еще с ним — ее врагам известно, что она жива, и они идут по ее следу.

Без коня ему не обойтись. А поскольку конюшни сгорели вместе с остальным аббатством, значит, нужно сначала отыскать лошадь, а заодно и ручей, чтобы смыть с себя кровь. Ему придется наводить расспросы, значит, он не должен обращать на себя внимание.

Он достаточно быстро отыскал и то и другое. Не прошло и часа, как Эдвард набрел на покосившуюся лачугу, почти незаметную среди густого леса. Отлично, обрадовался он, в ней наверняка найдется вода, чтобы умыться, а лошадь, привязанная к коновязи, избавит его от прогулки пешком. Эдвард поспешно смыл с себя кровь и сажу, потом еще раз наполнил ведро свежей водой из колодца и дважды окунул в него голову. Дверь скрипнула как раз в тот момент, когда он вскочил на лошадь. Какой-то человек с криком бросился к нему, но Эдвард, не останавливаясь, стащил с пальца тяжелое кольцо и швырнул его бедняку.

— Плата за твоего коня, добрый человек, — крикнул он через плечо.

В любом случае, решил он, перстень с королевской печатью больше ему не понадобится. Все обитатели аббатства мертвы. Его люди… сестры-монахини. Остается только молиться, чтобы Давина простила его. Чтобы ему представился еще один шанс доказать ей свою преданность.

Роб привалился плечом к дверям церкви. Если бы не янтарные блики от дюжин восковых свечей, пляшущие на полированных деревянных скамьях, внутри было бы совсем темно. Впрочем, ему не нужен был свет, чтобы догадаться о присутствии Давины. Она молилась, но внутри стояла такая тишина, что ее шепот эхом отдавался под куполом церкви.

Прошло три дня, как они приехали в Курлохкрейг. У Роба и в мыслях не было оставаться здесь так долго. Мать-настоятельница хотела, чтобы он со своими людьми уехал в тот же день — особенно когда молоденькие послушницы, поглядывая на посторонних мужчин, за ужином смущенно хихикали, подталкивая друг друга локтями. Роб отказался, объяснив свой отказ тем, что хочет убедиться, есть ли за ними погоня. Уилл немедленно встал на дыбы — кричал, что если его заставят торчать в женском монастыре, то он, мол, не ручается, что кто-то из сестер не нарушит свои обеты. Услышав угрозы Уилла, аббатиса вышла из себя… да и Роб тоже, если честно.

Спорить с преподобной матерью — великий грех, но Роб принял твердое решение, и только прямое вмешательство Всевышнего могло бы заставить его изменить свои планы. А пока он пообещал, что будет держать кузенов в ежовых рукавицах. А следить за сестрами, твердо заявил он настоятельнице, ее прямая обязанность. Конечно, аббатисе это не понравилось, однако спорить и пререкаться она перестала.

Она также решительно отказалась сообщить ему хоть какие-то сведения о Давине, объяснив это тем, что знает не больше его самого. Когда Роб поинтересовался, каким образом ей стало известно, кто перед ней, настоятельница объяснила, что уже встречалась с Давиной, когда много лет назад останавливалась в аббатстве Святого Христофора по дороге в Курлохкрейг, а забыть маленькую девочку со столь необычной внешностью не так-то просто. Роб молча кивнул, сообразив, что аббатиса ничего ему не скажет, даже если ей что-то известно. А он сильно подозревал, что так оно и есть.

Внезапно его внимание привлекло какое-то движение. Вздрогнув, Роб поднял глаза и увидел, как Давина, перекрестившись, направилась к выходу.

Он уже узнал понемногу ее привычки. Дважды в день она приходила в церковь, чтобы помолиться — один раз утром вместе с остальными сестрами и еще раз вечером, одна. Все остальное время она штопала одежду, возилась в саду, копалась в огородных грядках, пропалывая овощи. И то и дело поглядывала в его сторону.

Вначале Роб старательно притворялся, что наблюдает за ней ради ее же безопасности — на случай если Колин или Финн, по очереди дежурившие на колокольне, предупредят о приближении вооруженного отряда. Однако к вечеру первого дня их пребывания в аббатстве Роб уже понял, что глупо обманывать самого себя. Он просто не в состоянии оторвать от нее глаз. Он видел, что Давина постоянно ищет его глазами, словно пытаясь удостовериться, что он не оставил ее, и это превращало его жизнь в ад. Роб многое отдал бы за то, чтобы иметь возможность прижать ее к груди… чтобы она поняла наконец, что он с радостью отдаст за нее жизнь. По вечерам она приходила вместе с другими монахинями, молча меняла повязку у него на плече и так же молча исчезала. Она не пыталась послать ему улыбку, если ловила на себе его взгляд. Она уже успела потерять очень многих… и знала, что Роб тоже скоро уйдет из ее жизни. Они оба это знали. Он не мог остаться тут навсегда, чтобы вечно охранять ее…

Увидев стоявшего у дверей Роба, Давина слегка замешкалась. В полутьме она казалась прекрасным видением. Роб с трудом проглотил вставший в горле комок, кое-как отлепился от стены и молча ждал, когда она подойдет.

— Неужели вы стараетесь охранять меня даже здесь, в церкви? — спросила Давина своим нежным голоском, который он уже привык слышать.

Она редко заговаривала с ним — именно поэтому, стоило ей только открыть рот, Роб, насторожив уши, оказывался рядом.

— На то была воля Господня, чтобы я охранял вас, миледи.

— Да… похоже, вы правы.

Она лукаво склонила голову набок. Роб опомниться не успел, а она уже улыбалась ему.

От стука собственного сердца Роб едва не оглох. У него чесались руки откинуть с ее лица тонкую вуаль, прикрывавшие пышные, цвета бледного золота волосы — напоминание о том, что она принадлежит другому, небесному жениху. Тому, кому известны все ее тайными страхи, все ее слабые и сильные стороны, все мечты и желания. Тому, с кем она разговаривала каждый день, и единственному, кому она доверяла.

Роб спохватился, только заметив, что держит ее за руку. Ужасный грех, тем более в церкви.

— О чем вы молились, Роберт Макгрегор?

— О своем клане, — буркнул он.

И тут произошло нечто странное. Роб вдруг притянул ее к себе.

— И о вас, — порывисто добавил он.

— Спасибо вам.

Она вдруг положила руку ему на плечо, и Роб мысленно застонал. Его выдержка подвергалась серьезному испытанию.

— Но Господь, послав мне вас, вряд ли рассчитывал, что вы станете охранять меня вечно, забыв о долге перед семьей и близкими.

Конечно, она была права. Ему давно следовало вернуться домой.

— Я не из тех, кто забывает о долге, поверьте.

Роб заглянул ей в глаза. И который уже раз удивился невинности, которую прочел в ее глазах, почти невероятной, учитывая, сколько ей пришлось пережить. И еще больше силе духа этой невероятной девушки, ведь она пыталась отослать домой того, кто был сейчас ее единственным защитником.