Хизер Грэм - Желанная и вероломная

— Что… что вы здесь делаете? — С трудом произнесла она хриплым шепотом.

Он еле совладал с собой, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Я услышал грохот.

— Я уронила чайник. — Она как будто оправдывалась, а он тем временем скользил по ее телу: обворожительные губы… мягкий переход к округлостям грудей.

С трудом оторвавшись от созерцания совершенства, Дэниел снова взглянул ей в глаза.

— Мне показалось, что на дом напали.

Она вдруг усмехнулась:

— Попятно. Значит, приготовились защищаться, полковник? Уж не собираетесь ли вы меня проткнуть насквозь? Не с этой ли целью поднята ваша сабля, полковник? — Она вдруг покраснела, осознав, что слова звучат весьма двусмысленно.

Ее хрипловатый голос приятно возбуждал, отчего горячая волна, прокатившись по всему его телу, сосредоточилась где-то в паху. Даже если бы прежде он еще не испытывал страстного желания, то его, несомненно, вызвал бы ее полушепот.

— Причинить вам зло?! Ни за что на свете, — галантно откликнулся Камерон. Но если бы он действительно хотел проявить галантность, то немедленно повернулся бы и вышел из комнаты. Однако ноги его словно налились свинцом и приросли к полу.

— Вы помешали мне принять ванну.

— Я спешил сюда, чтобы защитить вас.

— Мне ничто не угрожает.

— Откуда же я знал!

— Беру свои слова назад! — воскликнула она. — По-видимому, мне действительно угрожает серьезная опасность.

— Вы сами виноваты, миссис Майклсон, ибо, боюсь, неудачно выбрали место для купания, — с притворным сочувствием проговорил он.

— Черт возьми! Можно было бы искупаться на кухне, но поскольку в доме мужчина, я из осторожности не стала так делать. Сначала притащила наверх лохань, потом ведрами натаскала воды и… — Она замолчала и взглянула на него с возмущением:

— Вот он — тут как тут! Вбегает с саблей наголо и нарушает мое уединение! — Глаза ее метали молнии, и она стала еще красивее.

— Я не имел намерения нарушать ваше уединение, я только…

— Хотели меня защитить, разумеется.

— Я сейчас уйду, — произнес он.

— Давно пора.

Но он не двинулся с мест».

«Уходи, чего ты медлишь? Уходи!» — твердила Келли про себя.

Дэниел так и ел ее глазами: вот он остановился на губах, потом скользнул ниже. И под его взглядом по телу девушки разливалась сладкая истома. Как будто не взгляд, а какое-то чувственное прикосновение ласкало ее плечи, шею. В ней все сильнее пылало желание — животная страсть мужчины разжигала в ней ответный огонь.

Нехорошо это, ведь она вдова! Она любила мужа и чтит его память. Нельзя было пускать мужчину в своя дом. Нельзя было позволять ему ласкать ее взглядом.

Но воспоминания о прошлом поблекли, а правила хорошего тона давно утратили свою актуальность.

«Скажи ему, чтобы уходил!» — приказала себе Келли.

Но… лишь посмотрела ему в глаза, потом невольно скользнула взглядом вниз и задержалась на рельефных мускулах груди, которые сейчас перекатывалась при каждом его вздохе. Потом ее внимание привлекли завитки темных волос на груди; хотелось потрогать, почувствовать их упругость. А эта бронзовая кожа! Наверное, загорел где-нибудь у речки во время привала между боями. Но напоминания о войне сейчас стали для нее пустым звуком.

Пусть даже он враг, она его любит.

И хочет его. Пусть бы он подошел ближе, прикоснулся к ней.

— Выйди отсюда, — с трудом выдохнула Келли, а в глазах ее читалось другое.

— Сейчас, — ответил Дэниел, но не ушел, а, опустив саблю, направился к ней.

Он подходил все ближе и ближе, пока не оказался совсем рядом.

И тут он озорно улыбнулся и ухватился за край лохани.

— Мне нравится, когда мои женщины меня очень хотят, — медленно проговорил он с южной протяжностью, обжигая ее синим взглядом.

— Но я совсем не хочу вас, полковник, — отозвалась Келли.

Какая ложь! За всю свою жизнь она никогда еще не испытывала такого сильного желания. В горле у нее снова пересохло, вдруг налились груди, набухли и затвердели соски. А лоно… не стоит и говорить!

Его улыбка расплылась еще шире.

— Мне нравится, когда мои женщины очень, очень меня хотят. Мне нравится, когда они меня страстно желают. Мне нравится…

Она прикрыла руками предательски набухшие соски и с вызовом вздернула подбородок:

— Но, полковник, я не вхожу в число ваших женщин. Не забывайте, что я враг.

— Как можно забыть об этом, Келли? И как приятно сразиться с таким врагом, — прошептал он.

— Но силы у нас не равные.

— Видимо, выяснить это мы сможем только в бою. — Камерон присел на корточки и пристально взглянул ей в глаза:

— Вы единственная из янки, кто, несомненно, способен одержать надо мной победу, миссис Майклсон, потому что я не могу уйти из этой комнаты, не избавившись от этого дьявольского наваждения! Подумать только, — хмыкнул он, — еще вчера я насмехался над тем бедолагой янки! А ведь сам буду хотеть тебя до конца своих дней.

Он, конечно, не думал, что слова эти заставят ее вдруг ощутить всю полноту своей к нему страсти и побудят прикоснуться к нему, погладить плечо, отдаться, наконец…

— Келли! — ласково прошептал он, поднявшись на ноги и склонившись над ней.

— Не забудьте, — заставила она себя повторить еще раз, — что я ваш враг. Отвратительный, страшный…

— Только не отвратительный!

Девушка сжалась в комок, обхватив колени руками. Настоящая буря чувств всколыхнулась в ней, когда он, медленно обойдя вокруг лохани, остановился у нее за спиной. Еще миг — и он прикоснется к ней, а потом… По спине у нее пробежали мурашки.

— Право же, вам лучше уйти, — еле слышно прошептала она.

— Да, — отозвался он, но даже с места не двинулся. — Я все понимаю, но, видит Бог, Келли, мы оба знаем, что я не могу.

Она уже готова была закричать, не выдержав напряженного ожидания и душевного смятения, как вдруг ощутила его губы на своей шее. Чувственный жар охватил ее так внезапно, что она задрожала.

— Ox! — Келли чуть не соскользнула под воду, но он моментально подхватил ее на руки. И девушка, сдавшись, прильнула к нему. Темные завитки на его груди, вид которых и раньше завораживал ее, теперь вызвали в ней совершенно незнакомые ощущения. Дэниел замер на мгновение и впился ей в губы поцелуем.

Его жадные влажные поцелуи вызывали восторг и были такими нежными, что она замирала от счастья. Губы Камерона зажигали и возбуждали, она от них слабела, но не могла насытиться. Теперь он с полным правом мог причислить ее к «своим женщинам»: она его страстно хотела.

Келли обняла Камерона за шею, и он, приблизившись к постели, положил девушку на простыню и распустил ей волосы.

Полюбовался красотой разметавшихся огненных прядей, потом взглянул ей в глаза.

И прочел восторженное удивление.