Элизабет Стюарт - Великодушные враги (Право на измену)

Она внимательно выслушала его слова.

— Очень хорошо. Я только… хотела знать, что с тобой случилось.

— Да неужели? Только не говори мне, что эти слезы ты лила из-за меня. Мне казалось, что по здравом размышлении ты будешь рада узнать о моей безвременной кончине.

— Я вовсе не плачу, — возмущенно запротестовала девушка. — Я просто… просто…

Она осеклась и несколько секунд молчала.

— Не знаю, как мне относиться к тебе, — заговорила она наконец. — Мне часто кажется, что я тебя ненавижу. Я всеми силами стараюсь тебя возненавидеть. Как вспомню о том, что ты наделал… как ты лгал… как бессовестно ты лгал!

Джонет вновь помолчала.

— И все же… это правда, я беспокоилась. Даже притворяться не буду, что это не так. Не знаю, почему, но я не могу желать тебе смерти. Хотя ты этого заслуживаешь.

Александр сел на край постели. Джонет была наделена честностью, что вызывало у него восхищение, правдивостью, которая оборачивалась против нее самой. И как ни горько было это признать, она только что сказала именно то, что он хотел услышать.

— Все прошло благополучно после того, как мы расстались? — спросил он, резко меняя тему разговора. — Мэрдок тебе поверил?

Джонет приняла перемену с благодарностью.

— Мне кажется, да. Сначала он пришел в ярость, я даже не могла понять почему. Это же не его дом! А потом к нам вышел Ангус, и он был очень мил. — Она наклонилась вперед и обхватила свои колени. — О, Александр, Ангус был сама любезность! Просто не могу поверить, что он такой злодей, как все о нем говорят! Может, он не знает обо всем, что Мэрдок творит от его имени? Как ты думаешь, что если мне пойти к нему и все рассказать? Если я попрошу его о помощи…

— Нет, Джонет. Поверь мне, Ангус прекрасно осведомлен обо всем происходящем.

— Вот как… — Девушка задумчиво подтянула колени к груди и положила на них подбородок. — Наверное, тебе виднее?

— Да, Джонет, боюсь, что так. Мне виднее.

— А ты был прав, когда говорил, что мой мир перевернулся вверх ногами. Отвратительные люди оказываются злодеями, но очаровательные люди, выходит, еще хуже! Нет, мир вверх ногами выглядит ужасно. — В голосе Джонет зазвучала легкая хрипота. — Мне так хочется вдруг проснуться и оказаться дома. Чтобы все встало на свои места.

В комнате было тепло и почти совершенно темно. Темнота сближала их, скрывая от них собственные глаза и мысли, но обостряя все ощущения. Александру было не по себе на мягкой постели всего в нескольких дюймах от теплого тела Джонет. Его так и тянуло прикоснуться к ней. И не только прикоснуться, ему хотелось гораздо большего.

Он протянул руку и ощутил влажный след недавних слез на ее щеке.

— Этого не случится, милая. Того, что было, уже никогда больше не будет.

— Знаю. Но я спрашиваю себя, хватит ли у меня сил взглянуть в глаза этой новой правде. И боюсь, что не хватит.

В ее словах прозвучала горечь выстраданной, тяжкими испытаниями завоеванной мудрости. Сердце Александра разрывалось от сострадания к ней, от стыда за ту роль, что ему пришлось сыграть в приобретении этой мудрости, за ту боль, что он ей причинил. Он наклонился к ней, его губы двинулись по тому же пути, который минутой раньше проделали его пальцы. Джонет была так молода и беззащитна! На всем белом свете ей не от кого было ждать помощи. Разве что от него.

Ее щека была теплой, нежной и соленой от слез. Она слегка повернула голову, Александр смутно различал склоняющийся к нему тонкий профиль. Его губы скользнули по уголку ее рта, остановились на мгновение, а потом властно завладели ее губами. Он обнял ее и привлек к себе. Увы, он не мог дать ей того, что ей было нужно, и предлагал лишь то, что мог дать, вложив в поцелуй всю свою нежность, каждую каплю честности и искренности, которую мог найти в своей душе.

— Не надо, Алекс, — прошептала Джонет. Ее голос едва слышным дуновением прошелестел у его щеки. — Не делай этого из жалости.

— Из жалости?

Он смотрел на нее в изумлении. Невозможно было поверить, что у нее так мало уверенности в себе, что она совершенно не подозревает о своей власти над ним.

— Неужели ты так плохо меня изучила за все это время? — спросил он, обхватывая ее лицо ладонями.

Она не ответила, и Александр глубоко вздохнул.

— Боже всемогущий! Да неужто ты думаешь, что мужчина может так целовать женщину из жалости?

Джонет судорожно перевела дух. Она не знала, почему он ее целует и как она сама может так страстно этого хотеть. То он казался ей другом, чуть ли не возлюбленным, то — всего через минуту — превращался в ее злейшего врага. Она лишь знала, что нуждается в нем, боится его и за него, поминутно переходя от отчаяния к надежде и обратно.

Она помолчала, подбирая нужные слова.

— Ты сегодня… ну, я не знаю… какой-то не такой, как всегда. И если это жалость, Алекс, мне это не нужно. Лучше бы ты меня ненавидел, даже презирал. Мне было бы легче продолжать тебя ненавидеть.

Схватив Джонет за плечи, Александр толкнул ее назад в постель, мечтая ощутить ее всем телом, почувствовать вкус ее губ. Желание было настолько острым и неожиданным, что он едва не задохнулся.

Одной рукой он отвел со лба ее волосы, поддерживая ее голову и поворачивая лицом к себе.

— Джонет, милая, это не жалость. Я бы не смог испытывать к тебе жалость, даже если бы захотел. И я не хочу говорить о Мьюре и вообще о том, что было раньше. Только не сейчас.

— Но жизнь Роберта висит на волоске! Он…

— Не сейчас, Джонет. Мы только начнем ссориться.

— Но…

— Замолчи, — прошептал Александр, приложив палец к ее губам.

Он медленно склонился над нею, его рот овладел ее ртом в таком же глубоком, страстном, захватывающем дух поцелуе, как два дня назад. Он обвел пальцами ее ухо, линию скулы, подбородок, хрупкую развилку ключиц, при этом по коже у нее побежали мурашки, а где-то глубоко внутри возникла все убыстряющаяся пульсирующая дрожь.

Джонет обняла его обеими руками. В ответный поцелуй она вложила всю страсть, порожденную пережитыми за последние два дня безнадежностью и отчаянием, а вдобавок еще и испытанный за последние три часа бесконечный, изматывающий душу страх. Сейчас она жила минутой, все на свете позабыв, кроме его рук, обнимающих ее, его губ, целующих ее губы, его сердца, бьющегося рядом с ее собственным. Пусть Бог ее простит, она так боялась, что никогда больше не увидит Александра!

Его руки скользнули вниз по ее бокам и снова поднялись, лаская бедра и живот, снизу вверх поглаживая грудь. Он охватил ладонями упругие холмики, проводя большими пальцами вокруг их нежных, вдруг ставших такими чувствительными вершин.

Джонет задрожала и задержала дыхание. Руки Александра как ни в чем не бывало продолжали свое неспешное, мучительно-дразнящее путешествие. Она всей кожей ощущала их силу и тепло, словно одежда перестала служить им преградой.